Я даже на кухню сходил. Но никакой бабушки в кастрюле я не увидел.
– А я вижу, – грустно признался Ржаная Жопа. – Вначале кафель коммунальный. Потом овечку пластмассовую. Бельё кипятится. А где бельё, там бабушка. Волшебство…
– А, может, нет волшебства, – спросил я.
– А как же? – он искренне удивился, – Бабушка есть? А волшебства нету?
Я пожал плечами.
– Есть и ещё одно волшебство, – веско и умиротворённо добавил Ржаная Жопа. – Фотографию видел на стене? Это ты. Смотрю и удивляюсь всякий раз.
Смотрю, куда он мне показал и удивляюсь тоже. Действительно я.
– Папа это твой. Лёшка, – раздался дрожащий голос Руфины Джебраиловны.
Она промокала глаза кружевами, а сама сухая как щепка была – вот-вот сгорит прямо на глазах ясным пламенем.
– Папа?
– Да. Папа твой. Красавец. Мерзавец. Громобой. Вся страна боялась проклятого. А я любила всю жизнь.
Потом помолчала, подумала, добавила:
– Все любили…
Кто папа?
Увидев то, во что превратила школа Бориску Цинциппера, мне стало чертовски его жаль. Я так не хочу. А тут еще этот мой загадочный папа Лёшка. В которого Цыца была, оказывается всю жизнь влюблена… Неужто я такой же.. не знаю какой…. Бездонный что ли, как Ржаная Жопа? Может, сам не знаю, а такой же бездонный? Не вижу себя со стороны. А все остальные, допустим, видят.
Может не клешня мне жить не даёт? А нераскрытые тайны происхождения! Узнаю все сам…Но не посадят ли меня потом на цепь и не буду я всю жизнь читать комиксы Холмолайнена?
Хрена лысого!
Я вошёл в квартиру и ударил по всем выключателям одновременно.
Отец подскочил на диване, точно был заряжен пружиной на ночь.
– Кто мой папа? – зарычал я и приблизился к нему на опасное расстояние.
В ответ – поток нецензурной брани.
– Кто папа?
Ещё один поток.
– Лёша красивый парень, но! Что но!
И как наступлю ногой на щипцы.
Отец забрыкался. И завыл.
– Кто папа? Кем был? Кто этот Лёшка?
Отец запищал чайником со свистком. По правде сказать, довольно противно.
Я ослабил зажим. Надо было поторапливаться, пока не стало еще больше жалко.
– Кто?
– Скорпион по гороскопу! – голос появившейся в дверях мамы был скучный и будничный.
Она стояла и наблюдала за происходящим без всякой реакции.
– И всё?
– Да!
Б..*(*::%!
Болтик для храбрости
Хмырь в военной форме тёрся вокруг Гарри Николаевича не зря. Спартакиаду имени Добробабы неожиданно перенесли с главного спортзала Политеха в Сясьстрой. В шесть утра к школе должны были подкатить автобус.
Этой ночью я не спал. Дождь шпарил безостановочно. Впрочем, и без дождя на меня такая тоска напала, что хоть вешайся. Я гладил белку имени Францисска Ассизского, размышляя о том, что несмотря на небольшие победы всё вернулось к тому, с чего началось – друзей у меня нет, девчонки шарахаются…
Автобус пригнали вовремя. Был он пыльный, как забытый под кроватью носок.
Захожу, вижу – все сиденья откинуты. Спят сонные хорьки в спортивных трикотажных кальсонах. Это был лёгкий вес. За тяжёлый вес не скажу, но судя по спёртому воздуху, он незримо присутствовал. Через стёкла автобуса казалось, что вместо утреннего солнца светит пасмурный протуберанец. Водитель пил чай из маленькой бутылочки. А может, коньяк. Может, это я так решил, что он чай пьёт. О том, что в бутылке водителя мог оказаться коньяк, думать перед поездкой совсем не хотелось.
Ужасно славно уже то, что отсутствует мой главный враг – Рольмопс. Кого-то из их компании собирались хоронить. Вот что бывает, когда увлекаешься уличными драками…
Я упёрся было в спинку, приготовившись перевалиться через хорька лет шестнадцати, как вдруг Гарри Николаич по плечу – хлоп! Некоторые не могут прожить ни дня без претензии – так и Николаич, наверное. Должно быть всех перед стартом извёл. Поэтому и спят все как хорьки или суслики.
– Всё в порядке, Ракоко? Вид одобряю. Где талисман у тебя?
– Талисман?
– Писателя такого детского знаешь – Крапивин? Он болт с собой для храбрости носил? Вот, – Николаич показывал что-то блестящее.
– Ясно.
Николаич нахмурился…
– Но это мой болт для храбрости. Мой талисман… А твой? Без талисмана нельзя. Это не по-крапивински.
– У меня белка для храбрости! – выпалил я, злясь на какого-то там Крапивина, ходившего с болтом и придумавшего для отвода глаз талисманы.
Николаич нахлобучил мою белку против шерсти, будто собрался съесть. Та показала Николаичу верхний зуб и выразительно зашипела. Потом притворилась мёртвой. На фоне того что в автобусе все спали, это казалось нормальным.