Все отборочные были мёртвы. Играли в «дохлый номер». С закатившимися или остановившимися глазами, они следили за машинами, которые бил проливной дождь.
Как только автобус зашевелился и дорога запрыгала, и все вынули термосы. Выпили одновременно, как будто на похоронах. А потом рухнули дальше спать.
Так должно было пройти два с половиной часа. Как на кладбище, думаю. Этого я просто не выдержу. Но даже если с тоски повешусь, что изменится? Ехать-то еще далеко. Может, проснёмся где-то под Колпино? Начнём петь песни, достанем что-нибудь с колбасой, чокнемся термосами…
Уже за Ржевкой автобус резко затормозил. Отборочные поднялись, непонимающими взглядами посмотрели друг на друга. Водитель вышел и, ёжась, спросил:
– Тебе чего?
Посредине дороги стоял человек. Он молчал и улыбался. Махал рукой. Хорошо ещё никто не знал его в лицо. Иначе бы соревнования его имени сразу закончились.
Не знаю, обратил ли кто-то внимание на выглядывающих из-за спины Добробабы медведей. Слишком уж неправдоподобными казались они. Может, просто потому что стояли на задних лапах?
– Забираем, – сказали медведи, показывая «окей» неуклюжими пальцами.
Показывали они на меня.
– Куда? – спросил водитель.
– К себе. На Дорогу Жизни. В Бернгардовку, – пожали плечами медведи.
– Не пущу – грудью стал Николаич, – Растерзаю….
За Николаича болел весь автобус с покойниками… Я, наконец, увидел все его тайные приёмчики и понял, что это значит – вольная борьба. Думаю, Николаич был настоящим мастером этой вольной борьбы. Но медведи были медведями. Скоро покойники испустили возглас разочарования
Приземлившись на мраморно-мусорную кучу, выросшую на обочине рядом с двумя придорожными могилками, Гарри Николаич распластался вниз лицом и уже не поднимался. Внутренняя борьба его оказалась недостаточно вольной. Хотя он неплохо держался. Просто разговор у медведей обычно короткий.
Опять Эмиль с Ленинберга
– В Бернгардовку? – то и дело спрашиваю у медведей. – В Берндгардовку, – согласно кивали медведи.
– В Бернгардовку, – еще раз уточнил я, но ответа не получил.
Гляжу, а медведей и след простыл.
– В Бернгардовку! – ответило эхо.
– В Бернгардовку… – пропел ручей.
– В Берн—гар—до—вку! – сочным басом закончил кто-то.
Хлоп!
– В Бернгардовку. – повторил голос уже отчётливо.
Он звучал гулко, как будто из-под усов.
Кто это? Медведи? Кактус?
– В Бернгардовку?
Я протёр глаза и увидел перед собой маленького сморщенного милиционера. Так и есть – с усами. Сквозь усы говорит. Точно так же, как Кактус.
– В Бернгардовку-то я еду. А ты откуда? Кто таков? Помощь нужна?
Что бы ему такого сказать? В чём признаться?
– Как звать?
– Эмиль я. С Лённеберги. – соврал устало. – Вольфганг Амадей Фарадей…
– С Ле-нин-бер-га, – по слогам повторил участковый и переспросил, – А где твой Ленинберг?
– За Бернгардовкой. Тут всё по прямой… как по Камчатке…
– До Бернгардовки я тебя довезу, – говорит. – А вот до Ленинберга нет. В Бернгардовке всё же безопаснее. Тут в лесу медведь заломал одного. И бродит … Как армия Трясогузки. Хороший человек, говорят, был, этот заломанный. Но вот что скажу. Был покойник, вроде, добрый мужик, а все его доброй бабой звали. И вот ещё одна история тут была у меня в участке…
Участковый был настроен по-доброму. Мотоцикл его затарахтел, забивая голос до непонятного и я под всё это дело с удовольствием задремал
Мбуки – мвуки
Вот и прудик Бернгардовский, мёртвый… Дуняшин! Он совсем запустел, завшивел камышом. Даже утренние лягушки повывелись. Посёлок заволокло туманом аж до самого Всеволожска. Подморозило. Я задумчиво постоял, пошевелил в прудике хворостиной, вспомнил дорогу и, не отягощаясь воспоминаниями, направился через лес.
Нашел тот домик из контейнера! Нащупал дверь и не постеснявшись ранним часом распахнул её перед собой.
Дед Лёйдхольд пил чай и курил. Над укаканой птицами головой собирались летние пушистые облака.
Комары пукали. Пук! Пук!
– Когыть! – не удивился дед, – Косить приехал…
Даже не поздоровался…
А в углу стоял здоровенный фильдепёрсовый негр. В зашибанском белом новом плаще. Негр и плащ выглядели так, будто их обоих купили в магазине. Не в сельпо и не в универсаме… А, допустим в «Берёзке» или «Ивушке» по чеку Внешпосылторга.
– Мбуки-мвуки! – грозно ударил негр кулаком себя в грудь.
– Где я тебе его сейчас возьму, – развёл руками дед.
– Мбуки-мвуки!
Интересно, умеет ли он что-нибудь еще говорить, лениво думаю.