— А вы бы вернулись назад? Если бы могли?
Взгляд Форкосигана стал отстраненным.
— Ну, видите ли, теперь… Теперь получается странная штука. Наверное, я чувствовал бы себя как змея, которая пытается вползти в сброшенную кожу. Я скучаю без этого каждое мгновение, но совсем не желаю возвращаться туда. — Он поглядел на Катриону и подмигнул. — С этой точки зрения иглограната — весьма поучительная штука.
Похоже, он так шутил. Катриона не знала, чего ей хочется больше: поцеловать его, чтобы утешить, или с воплем умчаться прочь. Она сумела выдавить подобие улыбки.
Форкосиган надел пиджак, и устрашающая кобура снова исчезла с глаз. Плотно закрыв шкаф, он быстро провел Катриону по остальным комнатам этажа. Показал, где расположены апартаменты его родителей, но — к тайному облегчению Катрионы — не предложил ей туда зайти. Право же, было бы несколько странно бродить вот так по личным покоям знаменитых графа и графини Форкосиган.
Наконец они снова спустились на второй этаж в конце основного крыла и оказались в светлой комнате, которую Форкосиган назвал Желтой гостиной. Здесь был изящно сервирован на две персоны небольшой столик. Отлично. Значит, им не придется обедать внизу, в той украшенной резными панелями пещере, где стоит стол, за которым свободно разместятся не меньше сорока восьми человек, а то и все девяносто шесть — если потесниться. Повинуясь незаметному сигналу, появилась матушка Кости с тележкой, на которой дымился суп, стоял в чайнике чай, красовался на блюде великолепный салат из креветок, фруктов и орехов. Подав кушанья, матушка Кости удалилась, оставив своего господина наедине с гостьей. Большой накрытый крышкой серебряный поднос, стоявший на тележке у левого локтя лорда Форкосигана, обещал появление новых деликатесов.
— Это большой дом, — сообщил лорд Форкосиган Катрионе, — но ночью здесь царит полная тишина. И запустение. Он не предназначен пустовать. Его надо снова наполнить жизнью, как было в дни молодости моего отца.
Произнес он это почти обиженно.
— Вице-король с вице-королевой приедут на свадьбу, верно? Значит, к Празднику Середины Лета особняк снова заполнится, — попыталась утешить его Катриона.
— О да! Прибудут со всей свитой. К свадьбе на планету вернутся абсолютно все. — Форкосиган слегка замялся. — Включая моего брата Марка, если подумать. Полагаю, мне следует предупредить вас насчет Марка.
— Мой дядя как-то раз упомянул, что у вас есть клон. Это он… м-м-м… оно?
— Оно — это бетанское местоимение для гермафродитов. Определенно он. Да.
— Дядя Фортиц не сказал, почему вы — или это ваши родители? — заказали клона, сказал только, что все это довольно сложно и что лучше спросить у вас.
Первая мысль, которая приходила в голову, — это что граф Форкосиган решил найти достойную замену пострадавшему от солтоксина наследнику, но все явно обстояло не так.
— В том-то вся и сложность — почему. Заказывали не мы. Клона заказали комаррские эмигранты на Земле, он был часть очень уж барочного заговора против моего отца. Думаю, когда они поняли, что не смогут организовать вооруженное восстание, то решили провернуть биологическую авантюру. Их агент выкрал образец моих тканей — что было несложно, учитывая количество операций, исследований и биопсий, что я перенес в детстве, — и заказали моего клона одному барону на Архипелаге Джексона.
— Господи! Но дядя Фортиц сказал, что ваш клон не такой, как вы, — он что, вырос нормальным, без ваших… э-э-э… внутриутробных повреждений? — Катриона кивком указала на его тело, не сводя при этом глаз с его лица. Она уже сталкивалась с несколько странной реакцией лорда Форкосигана, когда речь заходила о его физических дефектах. Тератогенных, а не генетических, как он ей в свое время доходчиво объяснил.
— Если бы все было так просто… Он действительно начал расти согласно заложенному генотипу, поэтому террористам пришлось искусственно перекроить его под мой рост. И параметры. Жуткое дело! Он должен был сойти за меня при любой самой дотошной проверке, поэтому, когда со мной проделывали всякие процедуры вроде замены хрупких костей на искусственные, ему делали то же самое. Я достоверно знаю, насколько это болезненно. И они заставляли его учиться, чтобы сойти за меня. Все годы, что я считал себя единственным ребенком, в нем развивалась самая худшая из разновидностей зависти. Вы вдумайтесь: никогда не иметь возможности быть самим собой, постоянно — под угрозой истязаний, если быть точным, — сопоставлять себя со своим старшим братом… К тому времени, когда заговор провалился окончательно, он уже был на полпути к сумасшествию.