Цветов из детских рук, цветов охапки,
Цепь факелов, сень пальмовых ветвей
На этот прах! Друзья, снимите шапки!
Дороже он, чем мощи королей.
Рабочих и солдат, сынов Луары,
Теснившихся у пушки школяров —
Вот их тела! Вот королевской кары
Немые жертвы — безыменный ров.
Им Франция, конечно, храм воздвигнет,
В священном трепете склоняясь ниц.
Любой король, узнав о них, поникнет,
Поймет тщету кордонов и границ.
И перед нашим знаменем трехцветным
Затрепетав, вздохнет он тяжело.
И ляжет неким сумраком предсмертным
Тень знамени на бледное чело.
Но сонных царств не нарушая мира,
К Святой Елене знамя воспарит,
Где мощь Наполеонова кумира
Над бурей века все еще царит.
На миг от спячки гробовой разбужен,
«Я ждал тебя, — промолвит скорбно он, —
Привет! А этот меч уже не нужен!» —
И в бездну бросит меч Наполеон.
Суров и чист его посмертный голос.
Отвергнув все, чем раньше он владел,
То вдохновенье, что за власть боролось,
Одну лишь вольность выбрало в удел.
Цветов из детских рук, цветов охапки,
Цепь факелов, сень пальмовых ветвей
На этот прах! Друзья, снимите шапки!
Дороже он, чем мощи королей!
А титулованная чернь небрежно
Воротит от смиренных жертв носы.
Она клеймит их сволочью мятежной, —
Их, полных благородства и красы!
Когда во сне вы с ангелами, дети,
Лепечете нежнейшие слова,
Подслушайте из будущих столетий
Незнаемые нами торжества!
О, лишь бы знать, что подвиги не сгинут!
Где мы блуждали, будет прям ваш путь.
Удар, которым наш порыв низринут,
Не даст надолго городам уснуть.
Из этих стен вновь над Европой всею,
Земных народов опьянив умы,
Галопом конницы свободу сея,
Восторженные, пронесемся мы!
Равенство во вселенной загорится.
Законов дряхлых рухнет частокол,
Вот новый мир, где Франция — царица,
Чей вечный Лувр — Париж мансард и школ.
И это плод работы их трехдневной —
Тех, кто в земле, кто проложил вам путь.
Богаты парижане кровью гневной,
На баррикадах бьются грудью в грудь.
Цветов из детских рук, цветов охапки.
Цепь факелов, сень пальмовых ветвей
На этот прах! Друзья, снимите шапки!
Дороже он, чем мощи королей!
КРАСНЫЙ ЧЕЛОВЕЧЕК
Тьфу, болтун, не дури!
Я старуха, конечно, простая,
Во дворце Тюильри
Сорок лет уже пыль подметаю.
Видно, богу грешна, —
Просыпаюсь от сна,
Посмотрела, а в пламени свечек
Этот красный стоит человечек.
Боже правый, молю,
Помоги королю!
А случалось не раз,
Только ночь подойдет, тут как тут он,
Рыж, горбат, косоглаз,
В плащ кровавый, как дьявол, закутан,
Нос загнулся крючком,
Пляшет, скачет бочком,
Хриплым голосом воет, хохочет,
Во дворцах перемены пророчит…
Боже правый, молю,
Помоги королю!
В девяносто втором
Появлялся он часто не зря нам,
Приказал из хором
Убираться попам и дворянам,
Поднял красный колпак,
Об пол стукнул вот так,
Что дыханье в груди моей сперло,
Марсельезу орет во все горло.
Боже правый, молю,
Помоги королю!
Подметала я — глядь,
Он по желобу лезет на крышу,
Чтоб меня испугать,
Говорит — Робеспьера услышу,
Весь напудрен, завит,
Принял набожный вид,
Сам смеется над саном духовным,
Существом заклинает Верховным.
Боже правый, молю,
Помоги королю!
Но террор отшумел,
Поминальные свечи померкли.
Он вернуться посмел,
Закричал: «Императора свергли!» —
И султан казака
Вдел в дыру козырька,
И солдатскую песню лихую
Затянул под волынку лихую.
Боже правый, молю,
Помоги королю!