Надо сказать, что хоть большевики и являлись более дисциплинированной командой, чем их конкуренты, но все-таки они не были эдакой воинской частью, где командир приказал — а остальные берут под козырек и бегут исполнять. Споры там кипели нешуточные, и нередко Ленин оказывался в меньшинстве. Другое дело — он умел добиваться своего. Но тем не менее среди большевиков имелись как достаточно умеренные товарищи, трудно отличимые от меньшевиков, так и полные отморозки, которые вполне подходили под определение «ультралевые». То есть те, кто заявлял: «Хватит болтать, надо брать винтовки и прямо сейчас поднимать восстание». И такое мнение имело под собой некоторую почву. С одной стороны, подобные вещи говорили и рабочие на заводах, и особенно — матросы в Кронштадте. Не все, конечно, но каждый слышит то, что он хочет слышать. С другой стороны — об этом же кричали многочисленные анархисты. Вот и рождалось опасение: уведут ведь у нас «черные» народ из-под носа!
Стоит отметить, что люди «не левых» взглядов никакой разницы между большевиками и анархистами не видели. Уже к середине 1917 года понятие «большевик» стало трактоваться очень расширительно. К примеру, на фронте офицеры называли «большевиками» всех, кто высказывался за немедленное окончание войны. Хотя многие из этих солдат понятия не имели, кто такой Ленин.
Отступление. Братишки в тельняшках
Революционные матросы — один из символов той эпохи. Неважно, в каком качестве — будь то «героические солдаты революции» или «пьяная матросня» (кстати, одно другому не противоречит). Одно неизменно: матросы воевали за красных, воевали за анархистов, но никогда — за белых[36].
Вот, к примеру, выдержка из рапорта командира миноносца «Живой» за 14(27) — 15(28) апреля 1919 г. «В 4 часа 30 мин. миноносец вышел в море из Новороссийска восьмиузловым ходом. В 10 часов в кочегарке упустили воду, дали самый малый ход. В 11 часов застопорили машины, т. к. люди очень устали. В 12 часов дали ход. В 13 часов застопорили опять, ибо мало пару. В 15 часов в помощь кочегарам посланы люди с верхней палубы и все офицеры[37]. В 16 часов дали малый ход. В 23 часа подошли к Туапсе, где держались малым ходом.
В 4 часа 30 мин. вошли на рейд Туапсе, после чего миноносец около 2-х суток занимался переборкой механизмов для дальнейшего плавания. Непривычные к физическому труду люди быстро выдыхаются и делаются ни к чему непригодными».
Для тех, кто не понял, поясняю: на миноносце вместо нормальных матросов служил черт знает кто! Уж матросы-то привычны к любой тяжелой работе. А потому быстроходный корабль шкандыбал как инвалид. (Забегая вперед — не потому ли он потонул в 1920 году при эвакуации Врангеля из Крыма?)
Белые офицеры честно отмечают в своих мемуарах, что «клешники» сражались отчаянно и никогда не сдавались. Вспомним, что еще во время Февральского переворота матросики устроили свирепую расправу над офицерами и адмиралами. Получается — людей вела ненависть. Непримиримая.
Стоит заодно вспомнить, что Ноябрьская революция в Германии началась с восстания матросов. С бунтов на кораблях начался крах французской интервенции в 1919 году. Как видим, тенденция вполне интернациональная.
А почему так складывалось? Разумеется, нас интересует прежде всего Россия.
…Служба у матросов была очень тяжелой. В том числе и в бытовом плане. И дело-то даже не в том, что тяжело, а в том, что матросы набиты в кубриках как сельди в банке, где спят, там и едят — а господа офицеры изволят кушать на фарфоре… На флоте «социальный расизм» был развит как нигде. К тому же российские флотские офицеры являлись классическими «золотопогонниками» во всех отношениях. Попасть на флот не дворянину было практически невозможно.
Война только подогрела эти настроения. Ведь как показала практика, наибольшее разложение в армии имеет место там, где не воюют. К примеру, на Румынском фронте, где солдаты сражались в тяжелейших условиях, зимой на продуваемых всеми ветрами перевалах Карпат, влияние большевиков было минимальным. И это понятно: когда командир роты сидит с тобой в окопе или идет с тобой в атаку и огонь врага убивает всех одинаково, невзирая на социальное положение и количество звездочек на погонах — тогда начинается фронтовое братство.
А Российский флот воевал, прямо скажем, немного. Особенно Балтийский. Особенно линкоры, самые многочисленные по количеству экипажа. Они всю войну стояли на рейде в Гельсинфорсе и не сделали ни одного выстрела по врагу из своих мощных орудий. Но команду службой-то напрягали по полной! Что матросы думали об офицерах и адмиралах, которые боятся покинуть рейд? (Кстати, в таком положении косвенно виноват Николай II. Существовал приказ, согласно которому линкоры не могли выйти в море без разрешения Ставки. Но на Балтике все происходило очень быстро. Пока связывались со Ставкой, пока решали вопрос — необходимость что-то делать уже пропадала.)