«Цензура часто перехватывала солдатские письма такого содержания: «Здесь здорово бунтуют, вчера убили офицера из 22-го полка и так много арестовывают и убивают». Убийства происходили и в тыловых городах в Пскове погиб полковник Самсонов, в Москве полковник Щавинский, в Петрограде князь Абашидзе. Не в силах вынести глумления солдат, некоторые офицеры стрелялись»[184]. «Январь 1915 г., под Лутовиско. В жестокий мороз, по пояс в снегу, однорукий бесстрашный герой полковник Носков, рядом с моими стрелками, под жестоким огнем вел свой полк в атаку на неприступные скаты высоты…, — вспоминал — Деникин, — Тогда смерть пощадила его. И вот теперь пришли две роты, вызвали ген. Носкова, окружили его, убили и ушли»[185].
«Гражданская война началась с тех февральских дней, — подчеркивает С. Волков, — То, что пережито офицерами в те месяцы, никогда не могло изгладиться из их памяти…»[186]. В поисках виновных, командный состав армии уже 10 марта приходил к выводу, что «причиной (этих) эксцессов следует считать приказы Совета рабочих депутатов, к которому большинство солдат относится с полным доверием. Это подрывает боевую мощь армии»[187].
Но основная ответственность за то, что «после Февраля положение офицеров превратилось в сплошную муку», утверждает историк С. Волков, лежала на большевиках, «антиофицерскую пропаганду большевиков, стоявших на позициях поражения России в войне, ничто отныне не сдерживало, и она велась совершенно открыто и в идеальных условиях. Желание офицеров сохранить боеспособность армии…, наталкивалось на враждебное отношение солдат, распропагандированных большевистскими агитаторами, апеллировавших к шкурным инстинктам и вообще самым низменным сторонам человеческой натуры»[188].
Однако эксцессы, связанные с насилием над офицерами, начались в феврале — тогда, когда большевиков, как политической силы еще не существовало, еще не было даже ни Советов, ни Временного правительства, а полки один за другим «покидали казармы без офицеров. Солдаты многих арестовали, многих убили. Другие скрылись, бросив части, как только почувствовали враждебное агрессивное настроение людей»[189]. «Почти все части без офицеров…», — подтверждал непосредственно наблюдавший прибытие войск к зданию Временного комитета государственной Думы В. Шульгин[190]. Причины этих эксцессов, утверждал А. Керенский, крылись в том, что «в армейских рядах накопилось чересчур много обид, гнева, ненависти к командирам, в преступлениях режима, винили наименее виновных»[191].
И высшее командование не только не смогло ничего противопоставить начинавшейся анархии, но и само поощряло ее. Сам ген. Л. Корнилов, будущий прославленный родоначальник антибольшевистского движения, начал свою деятельность в должности главнокомандующего Петроградским военным округом с того, что собственноручно приколол Георгиевский крест к груди унтер-офицера Волынского полка Кирпичникова в награду за убийство им 27 февраля прямого своего начальника — заведующего учебной командой того же полка капитана Лашкевича[192].
Начальник Петроградского гарнизона ген. Энгельгардт, 1-го марта выпустил следующее воззвание: «среди солдат Петроградского гарнизона распространились слухи, будто бы офицеры в полках отбирают оружие у солдат. Слухи эти были проверены в двух полках и оказались ложными. Как председатель временной комиссии временного комитета Государственной Думы, я заявляю, что будут приняты самые решительные меры к недопущению подобных действий со стороны офицеров вплоть до расстрела виновных…»[193]. «Последние слова воззвания, будучи горячо восприняты теми солдатами, которые поняли свободу в смысле отсутствия подчинения, дали, — по словам В. Воейкова, — в результате известные всем случаи зверской расправы нижних чинов с офицерами. Автором этого воззвания был бывший воспитанник Пажеского его императорского величества корпуса, офицер лейб-гвардии Уланского его величества полка и, как окончивший Николаевскую академию, носитель мундира генерального штаба»[194].
С тех же первых дней февральской революции первый — либеральный состав Временного правительства начал реформы по Демократизации армии. По данным Деникина, из 40 командующих фронтами, армиями и их начальниками штабов только 14 выступили против «демократизации» армии, 15 ее поощряли, и 11 были нейтральны. «Демократическая» чистка в армии привела к тому, что только в апреле-мае, было уволено 143 старших начальника, в т. ч. 70 начальников дивизий[195]. «В течение короткого времени в командном составе нашей армии было произведено столько перемен, — хвалился военный министр Гучков, — каких не было, кажется, никогда ни в одной армии»[196].
184
Столыпин А. А. Записки драгунского офицера. 1917–1920 // Русское прошлое. Кн. 3. 1992., с. 12–13.
187
10 марта 1917–Рапорт генерал-квартирмейстера 5-й армии К. К. Черного начальнику штаба армий Северного фронта Ю. Я. Данилову об отношении солдат к перевороту и о доверии приказам Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. // Революционное движение…, с. 31.
196
Из выступления военного министра А. Гучкова на съезде делегатов фронта 12 мая (22 апреля) 1917 г. (Головин Н. Н. Российская контрреволюция…, т.1, с. 83).