Ген. В. Кислицын вспоминал, что в Ставке «были забиты все коридоры толпившимся здесь офицерством… Штабные офицеры держали себя надменно. Они точно оказывали посетителям, таким же офицерам, как и они, честь и милость, разговаривая с ними»[512]. Вообще все омские «министерства были так полны служилым народом, — отмечал Сахаров, — что из них можно было бы сформировать новую армию. Все это не только жило малодеятельной жизнью на высоких окладах, но ухитрялось получать вперед армии и паек, и одежду, и обувь. Улицы Омска поражали количеством здоровых, сильных людей призывного возраста… почти каждый, кто хотел укрыться от военной службы, делал это беспрепятственно»[513].
Тем не менее, «к осени практически все офицеры, еще не вступившие в армию, были призваны по мобилизации. Этот контингент…, — вспоминал П. Петров, — был, естественно, гораздо худшего качества: часть призванных офицеров была пассивна, слаба духом. Были случаи, когда такие офицеры, отправляясь на фронт, просили выдать им удостоверения, что они служат по мобилизации»[514].
Настроения мобилизованного пополнения, наглядно передавал ген. Сахаров: «стали прибывать партии офицеров. Редкие из них приезжали в военной форме… длинноволосые, небритые, с враждебным недоверчивым взглядом исподлобья. Они слушали слова о необходимости работы и дисциплины, хмуро и недовольно глядя из-под сдвинутых бровей»[515]. Качество офицерского состава, подтверждал ген. А. Шкуро, резко ухудшилось, к тому же «Первые добровольцы — горячие патриоты и идейные беспартийные сподвижники ген. Л. Корнилова были уже выбиты»[516].
Проблемы с мобилизаией привели к тому, что Белая армия целиком могла полагаться только на офицеров добровольцев, которые представляли особую ценность, поскольку «исключительно на офицерском составе всякой, особенно же нашей, армии, — указывал ген. М. Алексеев, — зиждется се сила. Чем менее развит солдат, чем менее он культурен, чем слабее он подготовлен в боевом отношении, тем более вырастает значение офицера; только он один тянет на себе инертную массу, только он один готовит победу или поражение. Победа не может быть обеспечена без знающего, крепкого духом и воодушевлением и доблестного офицерского состава»[517]. И именно «на офицерском самопожертвовании, — подтверждает историк С. Волков, — во многом и держалось Белое движение…»[518]. Даже «казаки требовали, чтобы офицеры шли впереди. Поэтому потери в командном составе, — как вспоминал атаман Краснов, — были очень велики»[519].
Примером здесь мог служить названный в честь Корнилова ударный полк, который на протяжении 3-х месяцев дрался «против вдесятеро превосходных сил врага и разбил их, но при этом потерял убитыми и ранеными 3300 офицеров, что при средней численности этого, в то время еще чисто офицерского, полка составляет потрясающий процент потерь: 280 %»[520]. Огромные потери среди офицеров добровольцев, наряду с проведением общей мобилизации, привели к тому, что «процент офицеров упал в 7–8 раз, и армия, — как отмечает С. Волков, — стала терпеть поражения»[521]. Эти выводы подтверждает и статистика доли офицеров в армии Юга России (Таб. 3).
Таб. 3. Доля офицеров в армии Юга России и ее общая боевая численность[522]
«Приближалась осень, — вспоминал Штейфон, — Истомленные войска не имели теплой одежды. Резервов не было. Части воевали уже только своими кадрами. Дух бойцов изнашивался. И когда после занятия Орла и Брянска советская Москва готовилась к эвакуации и на фронт была двинута даже личная охрана Ленина — Латышская дивизия, добровольческое командование уже не имело сил, чтобы сломить несомненно последнее сопротивление»[523].
К этому времени мобилизационный ресурс Белых армий был исчерпан полностью, их пополнение осуществлялось только за счет мобилизации военнопленных. Как вспоминал ген. Сахаров, в колчаковской армии «это были последние наши ресурсы; красноармейцы пополняли белые войска… Армия не получала пополнений с тыла, ни одно обещание Главковостока выполнено не было; армия в это время уже не имела своих запасных частей… Пополнения не прибывали. Все телеграммы, настойчивые просьбы и требования оставались без ответа»[524].
516
Шкуро А. Г. Записки белого партизана. Буэнос-Айрес, Сеятель, 1961, с. 208 (Карпов Н. Д…, с. 74)
517
15 марта. 1917–Доклад временно исполняющего должность верховного главнокомандующего М. В. Алексеева военному министру А. И. Гучкову о положении на фронтах и мерах по борьбе с демократизацией армии // Революционное движение…, с. 36.
519
Краснов П. Н. Всевеликое войско Донское // Белое дело. Кн. 3, М., 1992, с. 59–61; (Волков С. В.…, с. 134.)
522
Составлено на основании данных: Волков С. В.…, с. 144–145 и Деникин А. И. Поход на Москву… (А. Ганин приводит следующие данные: к 5 (18) июля 1919 г. во ВСЮР из 244 890 солдат и офицеров, включая и нестроевых, насчитывалось только 16 765 офицеров. В боевом составе Добровольческой армии из 44 807 бойцов числились 3884 офицера, в Донской — из 43 033 бойцов было 2106 офицеров, в Кавказской — из 18 544 бойцов — 1120 офицеров, а всего в боевом составе ВСЮР — лишь 10 050 офицеров. (РГВА. Ф. 39540. Он. 1. Д. 34. Л. 229; Гагкуев Р. Г. Белое движение на Юге России. С. 307); Боевой состав ВСЮР на 5 (18) июля 1919 г., по данным Ставки, насчитывал 136 779 человек, а на пике численности к 5 (18) октября 1919 г. — только 158 469 человек. (Сводные помесячные данные боевого состава ВСЮР с января по ноябрь 1919 г. по документам РГВА. Ганин А. В. Последние дни генерала Селивачева: Неизвестные страницы Гражданской войны на Юге России. М., 2012. С. 272. (Ганин А…, с. 60))