И далеко не все офицеры шли и в Белую армию добровольно, например, колчаковский ген. Иванов-Ринов требовал устраивать в Омске облавы на офицеров с постановкой «по Иртышу постов для ловли дезертиров с немедленным их расстрелом»[769]. Примером могло служить и описание «белой» регистрации офицеров в Одессе в 1919 г., которую давал Шульгин: «Толпа… Сколько их? Никто не знает толком, называют самые фантастические цифры… Но не меньше двадцати пяти тысяч, наверное… Целая армия. И казалось бы, какая армия. Отборная… Да это только так кажется… На самом деле эти выдохшиеся люди, потерявшие веру, ничего не способны делать. Чтобы их «встряхнуть», надо железную руку и огненный дух… Где это?…»[770]
В конечном итоге «красные» регистрации офицеров, по словам историка А. Ганина, оказались успешнее «белых»: «Парадокс истории и показатель уровня мышления руководства сторон Гражданской войны: большевики сумели успешно использовать враждебное им офицерство, тогда как белые не смогли полноценно воспользоваться даже дружественными себе офицерами»[771]. «Красные, — добавляет Ганин, — умело распоряжались и пленными белыми офицерами», которых после обработки на специальных курсах политической подготовки призывали в армию[772].
«В целом благодаря мобилизации офицеров красным, — подтверждает далекий от симпатий к большевикам историк Волков, — удавалось иногда даже превосходить своих противников по качеству комсостава»[773]. «Командный состав наших войск, без всяких сомнений, был крайне неудовлетворителен, — подтверждал министр иностранных дел колчаковского правительства И. Сукин, — Младшие офицеры представляли собой серую массу, недостаточно воспитанную, старшие же начальники были лишены дарований, дисциплины и настойчивости, которых требовали тяжести условий борьбы. В этом отношении Красная армия всегда имела над нами решающее преимущество, ибо ее командный состав был, с одной стороны, опытен, а с другой — вынужден подчиняться строжайшей дисциплине…»[774]. «Несомненно…, — признавал военный министр Колчака Будберг, — красные превосходят нас упорством командования и маневренностью… Это делает красных менее чувствительными к обходам и прорывам и придает их фронтам известную стойкость…»[775].
Успех «красной» мобилизации офицеров нередко приписывают, безвыходностью ситуации в которой они оказались. Пример тому давало указание Ленина 1919 г.: «усилить взятие заложников буржуазии и семей офицеров ввиду учащения измены»[776]. Приказом Троцкого в октябре 1919 г. семьи служивших в Красной Армии военспецов объявлялись заложниками[777]. Однако, как отмечает Ганин, «анализ документов показал, что это была скорее декларированная угроза большевиков»[778]. Причина этого, по мнению Ганина, заключалась в том, что борьба с семьями могла вызвать недовольство лояльных военспецов и повлечь ответные меры антибольшевистских сил против семей большевиков, «кроме того, едва ли арест семьи с последующим ее освобождением (о более суровых мерах не говорилось) мог остановить решившихся на измену»[779].
Подобные репрессивные меры существовали и в белой армии. Например, в «белой» Сибири в отношении мобилизованных офицеров действовал приказ Колчака: «Все движимое и недвижимое имущество, (включая землю) сдавшихся в плен или перешедших на сторону… красных конфисковывать…, упомянутых предателей… в плен не брать и расстреливать на месте без суда»[780].
В начале гражданской войны, во время успехов белой армии, большинство офицеров переходило из Красной армии в Белую, но в конце войны ситуация изменилась на прямо противоположную. По данным А. Валентинова, «только «На Кубани и в Новороссийске сдалось в общей сложности 10 000 офицеров. Почти все якобы живы. Советская власть будто бы прилагает все усилия, чтобы привлечь их на свою сторону. Многие уже служат в красных армиях. Ведущих, впрочем, агитацию против большевиков беспощадно расстреливают»[781].
Красный командарм А. Егоров отмечал неясные симпатии к Советам, которые наблюдались и у довольно широкого слоя казачьего офицерства. «В силу этого в январе и феврале 1919 г. казачество целыми полками сдавалось и переходило на сторону красных. Так, 31 января в районе станицы Алексеевской на участке 15-й дивизии сдались добровольно в полном составе 23-й, 24-й, 26-й, 27-й и 39-й казачьи полки…»[782]. С развитием польской интервенции, переход и вступление в Красную Армию бывших царских офицеров приняло массовый характер.
774
Записки Ивана Ивановича Сукина о правительстве Колчака // За спиной Колчака. Док. и мат. М., 2005. С. 414–415. (Цит. по: Ганин А. В.…, с. 262.)
777
Приказ Л. Троцкого от 19.10.1919. РГАСПИ, ф. 325, оп. 1, д. 404, л. 214; д. 435, л. 1 (Литвин А…, с. 292); См. так же Критский М. Красная армия на Южном фронте // АРР. XVIII, с. 270–271 (Волков С. В.…, с. 334)
780
Колчак приказ от 14 мая 1919 г. (ГАРФ, ф. 176, оп. 14, д. 175, л. 37. (Голуб П. А.…, с. 379)).
781
Валентинов А. А. Врангелевщина. (Из кн.: Архив Русской революции, т. V, Берлин, 1922) В кн.: Революция и гражданская война…, с. 343).
782
Лямин Н. Операция Южного фронта против ген. Деникина. Сб. трудов ВНО при ВАКе, 1921–1922, т. II, с. 16. (Егоров А. И… с. 86)