В общем, Сталин относился к нему, как и к другим литераторам, потребительски – брал то, что считал нужным, давал то, что считал возможным. Опять же – в соответствии с заслугами. Так, как он их себе представлял.
Впрочем, осуждать Сталина тут не за что. Он ведь не только литературой занимался. Спасибо уже за то, что сохранил для нас Булгакова…
А что до цензуры… Под цензурой советские писатели подымались до нобелевских высот, как Шолохов. Без цензуры мы видим картину совершенно удручающую. Трудно избавиться от впечатления, что связь тут есть и она вовсе не в пользу свободы творчества.
Последние годы
В 1930–1936 годах Булгаков работал во МХАТе. Отношения с руководством театра складывались тяжело, да и как им быть лёгкими, если «Аристарх Платонович не разговаривает с Иваном Васильевичем с тысяча восемьсот восемьдесят пятого года»?
В «Театральном романе» имелись в виду бессменные руководители МХАТ – легендарные Владимир Иванович Немирович-Данченко и Константин Сергеевич Станиславский. Сложные отношения между двумя директорами становились даже предметом разбирательства ЦК ВКП(б).
Сам Булгаков ценил Станиславского и как режиссёра, и как актёра, хотя не понимал его систему. В результате, Станиславский, после пяти (!) лет репетиций «запорол» «Мольера». Сняли его, правда, по идеологическим соображениям, но работа над спектаклем очень плохо отразилась на моральном (да и на физическом) состоянии драматурга.
Немировича-Данченко Булгаков, напротив, не любил, а именно он поставил на сцене его пьесу «Последние дни» («Александр Пушкин») в 1943 году. Это была его последняя работа на сцене…
Кстати, в «Театральном романе» говорится, что «у таких людей, как Аристарх Платонович, лет не существует». И это действительно так – Немирович-Данченко был знаком с… Дантесом!
Так или иначе, но после снятия c репертуара «Мольера» Булгаков перешёл в Большой театр, где работал либреттистом. Там обстановка была значительно здоровее, не было интриг. Зато руководство театра, в первую очередь – Самуил Самосуд, отнюдь не было склонно считаться с политико-идеологическими предпочтениями автора. В результате, Булгаков делал не то, что ему хотелось, а то, что было нужно. Ну и, понятно, страдал.
Впрочем, надо понять правильно – Булгаков не был рыцарем в сверкающих доспехах. Он понимал правила игры и шёл навстречу пожеланиям цензуры. Писал, иногда, и совершенно верноподданические произведения. В том же «Батуме» не первое десятилетие ищут тщательно замаскированную идеологическую диверсию, которая спровоцировала запрет пьесы. А никакой диверсии не было – просто культ уже забронзовел и образ молодого Сталина на сцене был не к месту… Во всяком случае, таково было официальное объяснение отказа в постановке.
Именно в эти годы Булгаков сосредотачивается на написании своего «закатного романа» «Мастер и Маргарита».
Его верным помощником в это время была его третья жена – Елена Сергеевна Шиловская (в девичестве – Нюренберг), которую он в 1932 году отбил у высокопоставленного военного (генерал Евгений Шиловский вторым браком женился на дочери писателя Алексея Толстого, но до конца жизни считал нужным обеспечивать свою бывшую жену).
Михаил Афанасьевич Булгаков умер 10 марта 1940 года от наследственного гипертонического нефросклероза. Похоронен на Новодевичьем кладбище. На его могиле стоит камень, ранее бывший надгробием его любимого писателя – Николая Васильевича Гоголя.
Рождение писателя
По свидетельству Павла Попова: «Михаил Афанасьевич пережил душевный перелом 15 февраля 1920 года, когда навсегда бросил медицину и отдался литературе». Булгаков в то время вёл счёт по старому стилю, по новому же датой рождения писателя Булгакова является 28 февраля.
Попов не поясняет, что именно такого случилось с Булгаковым в этот день, но булгаковеды полагают, что биограф ошибся. 15 (28) февраля 1920 года ничего особенного с Булгаковым не случилось, зато во Владикавказе вышел первый номер газеты «Кавказ», в котором Булгаков числился журналистом. Кроме него там работали Юрий Слёзкин, Александр Амфитеатров, Дмитрий Цензор и другие, уже довольно известные журналисты и писатели.
К решению же отказаться от врачебной карьеры он подошёл ещё раньше. Свой ход мыслей сам Булгаков излагает в автобиографических «Необыкновенных приключениях доктора» так: «Довольно глупости, безумия. В один год я перевидал столько, что хватило бы Майн Риду на 10 томов. Но я не Майн Рид и не Буссенар. Я сыт по горло и совершенно загрызен вшами. Быть интеллигентом вовсе не значит обязательно быть идиотом… Довольно! (…) Проклятие войнам отныне и вовеки!» Последнее предложение ключевое – по особенностям своего образования Булгаков неминуемо становился военным врачом при любой власти. А именно участия в войнах он и хотел избежать (но в 1930-е годы состоял на воинском учёте и просил себя с него снять по причине полной деквалификации).