Бывший узник в своих воспоминаниях рассказывает: «Нас держали в землянке, где были кое-как сколочены трехэтажные нары. Самой худшей пыткой было для нас то, что нам не давали работать. Заключенных заставляли лежать и только лежать на нарах, не двигаясь, под страхом расстрела, без суда. В. 2 часа дня следовал приказ:
— Спать!
И узники должны были лежать закрыв глаза под страхом ужасных пыток».
Немногим удалось сохранить жизнь на Иоканьге и Мудьюге, Расправы усиливались в дни революционных праздников — 1 мая и 7 ноября. В канун 1 мая 1919 года арестованных на Мудьюге под угрозой смерти послали рыть могилы. Ночью вывели группу архангельских большевиков-подпольщиков во главе с товарищем Теснанавым. Их поставили в ряд на краю ямы. Вдали стояли арестованные, рывшие могилу.
Теснанов выдвинулся вперед:
— Товарищи! Передайте всем сидящим в тюрьме товарищам наш последний привет… Расскажите им, как мы встретили 1 мая!
И обратившись к офицеру — начальнику карательной команды, — Теснанов сказал:
— Знайте, палачи, мы умрем, но наше дело останется живым… Придут товарищи, они отомстят за нас…
Офицер заторопился:
— Прямо по цели!
Солдаты вскинули винтовки.
— Взво-од!..
Солдаты прицелились. Спокойно смотрели большевики в глаза смерти. И внезапно, единым порывом, послали они последний привет родине:
— Да здравствует Советская Респ…
— Пли!..
Палата стреляли торопливо, трусливо и в могилу сбрасывали полуживых людей.
Белогвардейцы не щадили ни женщин, ни детей.
Однажды под Архангельском, на мхи, вели на расстрел группу рабочих. Позади бежала жена одного из осужденных и держала на руках ребенка.
— Пустите меня к мужу! — кричала в отчаянии женщина.
Солдаты отгоняли ее прикладами.
— Расстреляйте и меня! Как я с ребенком одна останусь?
Офицер, злорадно улыбаясь, сказал:
— Что же и тебя можем…
Женщина была готова умереть и потребовала:
— Тогда пусть уж и ребенка…
Палачи расстреляли и мать, и ребенка.
Партия собирает силы
В Архангельске царил двойной террор — союзнических контрразведок и местной охранки. Но никакие кошмары Мудьюга не могли остановить борьбу большевиков, готовых идти на любые жертвы ради освобождения родины от власти интервентов и белых. Спокойствию интервентов и белых мешали большевики. Несмотря на расстрел всего Архангельского комитета партии большевиков, уцелевшие товарищи ушли в подполье. Они выпускали воззвания, вели кропотливую работу по собиранию сил и подготовке восстания. Когда торжествующим интервентам казалось, что всякое внутреннее сопротивление подавлено, вдруг на заводах, в казармах, на стенах домов Архангельска появлялись большевистские прокламации. Интервенты объявили мобилизацию, и на другой день, одновременно с приказом о мобилизации, на стенах появилась прокламация, подписанная: «Архангельский исполнительный комитет Российской коммунистической партии (большевиков)».
Прокламация призывала: «…и вот снова мобилизация! Сотни нас, призванных, будут оторваны от мирного труда, от своих семей, заперты в казармы, а потом брошены в братоубийственную войну, в которой мы будем гибнуть во славу международного капитала и наших монархистов, наших тиранов… Мы явимся на призыв, возьмем винтовки в руки, но не для того, чтобы воевать с нашими братьями из Советской России, а только для того, чтобы в нужный момент помочь им в борьбе с общим врагом…».
Так под двойной слежкой, белогвардейской и иностранной охранок, под угрозой немедленного расстрела большевики работали не покладая рук. Они развертывали героическую, самоотверженную борьбу с интервентами. Всюду, даже в тюрьмах, большевики организовывали массы и поднимали их на борьбу с белогвардейцами и интервентами.
Большевики вели работу в белогвардейских частях и помогали мобилизованным рабочим и крестьянам, вчерашним фронтовикам, разобраться в происходящих событиях.
Солдаты увидели, что свергнутая в октябре власть капиталистов и царских генералов восстановилась в крае с помощью войск иноземных пришельцев. Снова, как при царе, золотопогонные офицеры издевались над солдатами, а революционных рабочих и крестьян расстреливали. В войсках начиналось глухое брожение. Первая попытка восстания была сделана в архангелогородских казармах 11 декабря 1918 г. Сигналом для восстания послужил приказ отправить две роты на фронт.