Смирнов, однако, уверен, что рано или поздно деньги будут собраны, и когда он придет в Мосгордуму с этими 20 миллионами, депутатам придется объявить, как требует постановление, открытый конкурс на сооружение памятника на улице Рочдельской вблизи Горбатого моста.
Это действительно загадка. Вклад Юрия Лужкова в победу Бориса Ельцина в 1993 году приуменьшить трудно, и никогда, даже в 1999 году, уже будучи в оппозиции Ельцину, Лужков не ставил под сомнение свою и Ельцина правоту в октябрьских событиях 1993 года.
И при этом - он не мешает существовать самодельному мемориалу на Дружинниковской (а Мосгордума, степень привязанности которой к Лужкову всегда стремилась к бесконечности, голосует за сооружение стационарного памятника - причем даже не «всем погибшим», а именно «защитникам Верховного Совета»). Может быть, это всего лишь незначительный подарок московским коммунистам, которые против Лужкова никогда всерьез не воевали и для которых памятник на Дружинниковской очень важен. Но если бы было так, те же коммунисты шумели бы на весь мир о великодушии Лужкова, а никто не шумит, никто вообще об этом не знает. И получается, что сохранение мемориала и планы по сооружению нового - то ли тайное покаяние мэра, то ли тихое признание своей вины. За выключенные в Белом доме свет и канализацию, за открытые для снайперов чердаки, за московский ОМОН, реализовавший в те дни, вероятно, все свои садистские мечты на много лет вперед.
VI.
На стендах, которые подновляет Владимир Анохин, хулиганы не пишут матерных надписей, а риэлторы не клеят объявлений о сдаче квартир. Я спрашиваю Анохина, почему нет вандализма, Анохин отвечает, что вандализм есть.
- Вот видите, здесь фотография Михаила Леонтьева, который «Однако»? Это я наклеил, чтобы не было видно дыры, которая получилась, когда кто-то ободрал вырезку со статьей «Тайна беззакония» из газеты «Патриот». Найду что-нибудь подходящее, заклею и Леонтьева. Гадостей почти не пишут, но что-нибудь сдирают регулярно, однажды семь венков, которые здесь лежали, кто-то сжег, а весной вообще был жуткий случай. Пришли гэбэшники из охраны Белого дома и повалили вот эту витрину, с фотографиями убитых. Прямо днем, при мне. Я их спрашиваю - милые мои, вы чего? А они говорят: прости, дед, это не мы придумали, это нам сказали. Кто сказал? А они молчат, пальцем вверх показывают. Наверное, проверяли нас на прочность. Но мы починили все, вот я последнее заканчиваю.
Торопится - 4 октября здесь будет митинг коммунистов. Геннадий Зюганов пятнадцать лет назад призвал своих сторонников не выходить на улицы, сам ни разу не ночевал в осажденном Доме Советов, но сегодня он - единственный статусный политик, который участвует в мероприятиях памяти погибших в октябре 1993 года. За эти митинги люди с Дружинниковской прощают ему все - даже то, что пятнадцать лет назад называли предательством.
VII.
- Семеныч, что делать с шабашниками? - кричит Анохину кто-то из его товарищей, копошащихся у крыльца.
- Не трогай их, пусть все видят! - машет рукой Анохин, и я спрашиваю: шабашники - это наемные рабочие, помогающие ремонтировать памятник? Пенсионер показывает рукой на стайку подростков-готов, которые пьют пиво у ограды стадиона, рядом с крестом.
- Они - тоже памятник тому, что Ельцин с Россией сделал. Споили, одурманили. Пусть все видят.
Снова хочется засмеяться и снова к горлу подступает комок. На каком-нибудь митинге этот старик с такими речами смотрелся бы идиотом, а здесь - ну да, все правильно говорит.
Александр Храмчихин любит говорить, что, мол, в октябре 1993 года правые победили левых, граждане - люмпенов, русские - советских. Допустим, что так оно и было. Но даже если вы - правый, русский и гражданин, и в вас нет ни капли левого, советского и люмпенского, если вы придете вечером, на закате на улицу Дружинниковскую и даже просто пройдете по ней от метро в сторону парка, за которым стоит Белый дом, - вам станет страшно и грустно, и ни о каких победах вы уже, конечно, думать не станете.