В любом случае, история весьма отрадная. Приятно, что хотя быизредка это распоясавшееся педагогическое свиномордие получаетхоть какой-то отпор.
Дмитрий Данилов
* БЫЛОЕ *
В девятом круге
Ужасы чрезвычаек
Бунин, Мельгунов - да мало ли их, летописцев красного террора? Но интересны и свидетельства тех, кто вынужден был писать, скрывая свое имя, и не рассчитывал на особое внимание историков.
«Ужасы чрезвычаек» - хлипкая и теперь потрепанная книжица 1919 года. На обложке - аллегорический скелет с фонарем вместо косы. Так не издают исторические сочинения. Широко известных топонимов, громких имен видных чекистских начальников первого призыва здесь тоже не обнаруживается. Да и автор - аноним. Вместо имени прозвище - некто «Олень». Кто он? Возможно, простой обыватель. Но, судя по детализации некоторых описаний, бывший младший военный чин. Не исключено, что в момент описываемых событий он был как-то связан с Белым подпольем или Добровольческой армией («это было уже в то время, когда добровольцы приближались к Харькову»). Отсюда, вероятно, и попытка установить точное число жертв и описать внутренний механизм террора, проводимого ЧК в Харькове и Царицыне. Разумеется, заметки этого человека пристрастны и о самом писавшем говорят не меньше, чем о его персонажах. Но такие воспоминания беспристрастными быть не могут.
Красный террор начался в 1918 году как ответ на «белый террор» и почитался его творцами подобием якобинского трибунала. Вначале он назывался «законной революционностью», то есть самозащитой новой власти от остатков старой. Однако практика террора очень быстро вышла за пределы условной «необходимой самообороны» и стала тотальной.
Записки дают возможность поразмыслить, чем было все происходившее в это время. Результатом продуманной политики самозащиты революционного правительства? Попыткой искусственного преобразования непролетарских и негородских слоев? Или просто неуправляемой стихией местечкового чекистского произвола?
Печатается по книге: Ужасы чрезвычаек. Большевистский застенок в Харькове и Царицыне. Ростов-на-Дону, 1919.
I. Харьков
«По делам их узнаете их…»
Опустелые чрезвычайки
Чайковская, 16
В самом конце улицы, на краю глубокого оврага, одиноко возвышается пятиэтажный красный кирпичный дом. Его окружают двойным кольцом ров, наполненный водой, и насыпь с проволочными заграждениями. Маленький, узкий мостик ведет в этот застенок XX века, Харьковскую чрезвычайку, - место заключения и суда врагов тех, кто прикрывался именем рабоче-крестьянского правительства.
16 июня 1919 г. вся улица, прилегающие к ней сады, пустыри и огороды, заборы, соседние дома, балконы, крыши, ниши окон - все, куда только можно было проникнуть, залезть, или за что имелась возможность уцепиться, было сплошь усеяно тысячной толпой народа, пришедшей с крестным ходом к жутким помещениям, где больше полугода томились, мучились и умирали сотни жертв «красного террора».
Опустелый дом неподвижно глядит на толпу темными впадинами выбитых окон и обдает пришельцев зловещими волнами противного, сладковатого запаха тления.
В этот день начались раскопки братских могил расстрелянных большевиками людей.
Извлеченные трупы, полураздетые, полусгнившие, сносятся в подвальный этаж, где постепенно заполняют все помещение.
В одной из комнат, тускло освещенные падающим из окон светом, стоят два дубовых гроба с останками генералов Нечаева и Молчанова. Тут же забытый на подоконнике странный, коричневатый, скомканный предмет, по форме напоминающий перчатку, - кожа, целиком содранная с чьей-то руки.
Комнаты подвала мало разнятся между собой. Все они насквозь пропитаны трупным запахом; стены и пол местами забрызганы кровью; на полу, расцвеченные ржавыми пятнами, буреют обрывки тряпья, какие-то рогожи, рваные рубахи, кальсоны. Бьет в глаза яркая, красная вышитая метка «R. N.» на белой ткани наволочки. В одной из комнат целый угол завален экскрементами…
Подвал молчаливо свидетельствует о страшных тайнах, виденных его стенами, о мученичестве жертв. Верхние этажи рассказывают об оргиях палачей. Там, наверху, крови уже нет. На полу во множестве валяются целые и битые бутылки, жестянки из-под консервов, корки и всякий мусор. В кухне грязь. Пол разворочен. Плиты вывернуты и разбиты.