Власть, угнетавшая население, была непреодолимой силой, подкрепленной угрозами ада и его земного преддверия – инквизиции. Одного доноса, даже нашептывания завистливого недруга-анонима бывало достаточно, чтобы за дело взялась Святая канцелярия; вырванные перед аутодафе публичные признания были кошмарным прообразом будущих судилищ в тоталитарных государствах. Кроме того, Церковь держала под контролем все, относившееся к знанию и просвещению, властвовала над мыслями всего населения, предавая огню книги в пылу искоренения религиозной и политической ереси. Та же самая Церковь превозносила такие кастильские доблести, как равнодушие к тяготам и хладнокровие пред лицом смерти. «Лучше быть голодающим кабальеро, чем жирным торгашом» – такова была ее идеология.
В особенности усердствовал в продвижении этой испанской версии католического пуританизма кардинал Хименес де Сиснерос, монах-аскет, ставший благодаря Изабелле могущественнейшим государственным деятелем своего века. В сущности, это была внутренняя реформация. Власть папы римского отвергалась из-за ее алчности, Испания же таким образом брала на себя роль спасительницы Европы от ереси, а католицизма – от его собственной слабости. В результате духовенство практиковало то, что проповедовало, – за исключением всепрощения и братской любви – и порой выносило решения об отчуждении собственности, иногда не менее подрывные, чем первоначальное учение. Тем не менее Церковь выстроила духовный фундамент социальной структуры Кастилии, будучи самой авторитарной силой ее укрепления.
Третий конфликтный узел – централизм против регионализма – тоже завязался в XV–XVI веках. Первое крупное выступление против объединенных королевств имело явный оттенок регионализма. Восстание комунерос, кастильских самоуправляемых городов, против внука Изабеллы императора Карла V в 1520 году было вызвано не только превращением страны в главный источник дохода для всей империи и высокомерием фламандских вельмож, но и презрением власти к местным правам и обычаям. Через монаршие браки большая часть страны была включена в состав Кастильского королевства; в качестве веревки, стягивавшей империю в единый сноп, испанские Габсбурги использовали Церковь.
Три ствола мощного древа кастильского государства – феодализм, авторитаризм и централизм – были тесно переплетены между собой. Особенно явственно это проявлялось в региональном вопросе. Кастилия принесла в Испанию централизованную власть, построила империю, однако ее правители упорно отказывались признавать, что феодальные экономические отношения устаревают. Войны в Северной Европе, борьба с французами в Италии и гибель Великой армады свидетельствовали о том, что императорская власть, выросшая менее чем за два поколения, почти сразу начала приходить в упадок. Кастилия демонстрировала несгибаемую гордость обедневшего аристократа, который упорно кичится своим былым величием, не замечая мерзость запустения в своем обветшалом замке. Близорукость, позволявшая заметить лишь желаемое, превратила Кастилию в наглухо закрытый дом, заполненный затхлостью. Кастильцы отказывались понимать, что накопленные церковью богатства из Америки лежат мертвым грузом, а огромное количество бесполезного золота только подрывает экономику страны.
Вошедшая в состав Арагонского королевства в Средние века Каталония сильно отличалась от остального полуострова – и неудивительно, что впоследствии между Мадридом и Барселоной возникли трения. Раньше каталонцы пользовались в Средиземноморье значительным влиянием, власть их распространялась на Балеарские острова, Корсику, Сардинию, Сицилию и герцогство Афинское. Но вследствие того, что экспедицию Колумба финансировала Изабелла Кастильская, а не Фердинанд Арагонский, они так и не получили никаких преференций после открытия Америки.
В 1640 году Каталония и Португалия восстали против Филиппа IV Испанского и его первого министра, графа-герцога де Оливареса. В результате этого Португалия добилась независимости, а Каталония признала своим королем Людовика XIII Французского. Однако в 1652 году Филипп IV снова захватил Барселону.