Республика вела свое крупнейшее наступление. За несколько дней две дивизии националистов были разгромлены. Они отступили, оставив неприятелю 11 000 раненых и убитых, 4000 пленных, около ста орудий и не менее 500 пулеметов, минометов и гранатометов. Единственный за всю войну раз марокканские войска Франко были обойдены и отрезаны, а их солдаты сдавались врагу сотнями. Находившийся на передовой генерал Ягуэ с трудом избежал гибели или пленения.
Снова отличился корпус Листера. Он стремительным броском прошел по сильно пересеченной местности в жару за два дня с боями почти 40 километров и достиг подступов к Гандесе. Прочие войска продвинулись на 15–25 километров.
В Республике под влиянием ликующих сводок генштаба царило лихорадочно-радостное возбуждение. Негрин, коммунисты и Альварес дель Вайо выглядели победителями. Даже Асанья, казалось, на несколько дней стал оптимистом. Газеты уверяли, что французский министр иностранных дел Жорж Боннэ, ненавидевший Республику, при известии о наступлении на Эбро слег в постель от огорчения.
В Риме Муссолини сердито заявил зятю — графу Чиано: «Запомни этот день. Я предсказываю сегодня поражение Франко. Красные — бойцы, а Франко — нет».
В таких твердынях националистов, как Бургос, несколько дней царило замешательство и пораженческий настрой. Считавшийся побежденным неприятель вырвал инициативу. После Арагонской битвы это было трудно понять. «Новое государство» Франко получило самый тяжкий за всю войну удар на поле сражения. Впервые после Сарагосского сражения его войска отступали на широком фронте.
Правда, прорыв врага на Эбро и крайне неудачное начало новой, тяжелой и незапланированной в Бургосе битвы не привели к роковому смятению в руководстве националистов. Франко в Бургосе и Ягуэ на передовой сохранили самообладание и способность к трезвой оценке событий.
Каудильо многие считали коварным и злопамятным. Однако он не попытался свести счеты со строптивым и самоуверенным Ягуэ, взвалив на него ответственность за потери и отступление. Оставив Ягуэ на посту, он тем самым выразил ему полное доверие.
Каудильо немедленно санкционировал прекращение операций в Валенсии и Эстремадуре и направил сильные резервы к Эбро, снимая их со всех прочих направлений. Германо-итальянской «легионарной авиации» было предписано обрушиться не на авангарды Модесто, штурмовавшие Гандесу, а на республиканские переправы и тылы, дабы оставить Листера и Тагуэнью без пополнений и снабжения.
Первоначально Франко даже собирался продолжить отвод войск Ягуэ на юг. Как прежде он был готов пожертвовать Сарагоссой ради захвата Севера, так теперь он был готов смириться с временной потерей Гандесы и Альканьиса ради выигрыша сражения в целом. Каудильо на основании всего прежнего хода войны был уверен, что враг все равно продвинется ненамного, а затем его, лишенного снабжения, будет нетрудно в короткий срок отрезать и уничтожить фланговыми ударами южнее Эбро.
Предвидя большие трудности, каудильо вскоре направил в Берлин ходатайство о новой большой партии военных поставок. Он предусмотрительно заказал нацистам сотню полевых орудий, 2000 пулеметов, 50 000 винтовок, новые танки противоснарядного бронирования и «побольше снарядов к 88-миллиметровым зениткам».
В сроках и темпах наступления «красных» Франко и его штаб не ошиблись. Высшее республиканское командование снова, как в дни Брунете и Теруэля, было загипнотизировано успехом первого дня операции и уверовало в его продолжение по инерции. Оно напоминало заложника собственных победоносных сводок первого дня битвы. Генерал Рохо отказал прорвавшему оборону врага Модесто в резервах, а без них наступление стало выдыхаться уже на третий день операции.
Роковое последствие разгрома и бегства республиканцев в Арагоне — нехватка грузовиков — помешало оперативному применению введенных в сражение рекрутов, которым пришлось следовать к полю боя пешком.
Участники сражения и его историки отмечали, что наступление республиканских танков на первый-второй день операции могло вывести пехоту Модесто в глубь Арагона, к самому Алька-ньису (75 километров от излучины Эбро), то есть к предместьям Сарагоссы. В восточном Арагоне националисты не имели укреплений и запасов. Но переправить через Эбро бронетехнику и артиллерию Барселона разрешила только на четвертый день битвы, когда было уже поздно — отброшенные от реки националисты успели прийти в себя, получить первые подкрепления и восстановить сплошную оборону.