Маршевая дисциплина армий Конфедерации в начале войны также оставляла желать лучшего. Правда, на территории своих южных штатов солдаты-южане обычно не нарушали порядков, но стоило, например, Северовирджинской армии оказаться на плодородных равнинах Мериленда или Пенсильвании, как у нее тут же вырастал «хвост», состоявший из намеренно отставших мародеров. Полуголодные, кое-как одетые «серые солдаты» просто не могли упустить случая восполнить свой далеко не полный гардероб и, возможно, впервые за много месяцев хорошенько поесть. Генерал Ли и другие представители южного командования боролись с этим явлением как могли, но часто оказывались бессильными. Так, во время Геттисбергской кампании по армии Северной Вирджинии был отдан строгий приказ, грозивший расстрелом всякому, посягнувшему на собственность мирных граждан.
Но несмотря на это, многие полки и бригады конфедератов буквально утопали в захваченной ими добыче. Один солдат 4-го Техасского полка, проснувшийся рано утром в долине Камберленда, где бивакировала его часть, был поражен открывшимся перед ним видом. «Голова Дика Сазерленда покоилась на буханке хлеба, как на подушке, а рука заботливо обнимала сочный окорок, — вспоминал он. — Боб Мюррей, опасаясь, что его пленники упорхнут или будут похищены, обмотал большой палец правой ноги веревкой, к которой привязал с полдюжины цыплят; одна из широко раскинутых [65] ног Брехёнена охватывала два переполненных кувшина с яблочным маслом и джемом, в то время как у его головы шумно крякал старый жесткий седой гусак, при этом ничуть не беспокоя его сна; Дик Скиннер лежал на спине, держа правой рукой за ноги трех жирных цыплят и утку, а в левой руке — здоровенную индейку. Он крепко спал, издавая громкий раскатистый храп, который хорошо гармонировал с мелодичным кудахтаньем и кряканьем птиц».
Справедливости ради надо заметить, что и северяне часто обращали самое пристальное внимание на пожитки мирного населения и иногда превосходили в этом даже голодную орду оборванных конфедератов. Но в отличие от командования южан многие генералы федеральных войск не только не боролись с грабежом, но даже поощряли его, делая войну с мирным населением основой своей стратегии. Так поступал во время своего марша к морю Уильям Т. Шерман, оставивший о себе в Джорджии самые печальные воспоминания.
На поле боя американский индивидуализм проявлял себя еще более своеобразно, порой влияя на исход сражения в большей степени, чем распоряжения командующих генералов. «Благодаря независимому характеру федерального волонтера, — писал граф Парижский, — многие генералы видели, как в сражении обеспеченная уже победа превращалась в поражение и как самое бедственное поражение почти всегда было исправляемо; нечто вроде общественного мнения существовало среди них, и мы увидим их то стойко умирающими на своем посту, держащимися до последнего, то они, вдруг уверив в себя, что дальнейшее сопротивление бесполезно даже в такой момент, когда решалась участь боя, единодушно поворачивали назад и отступали, чтобы найти лучшую позицию».
Одним словом, психология американского солдата была такова, что сражения часто превращались в лотерею с непредсказуемыми результатами. Единственным способом упорядочить этот процесс, сделать его менее случайным было насаждение строгой дисциплины. Обычно это делалось суровыми мерами, путем безжалостного применения телесных и других наказаний. Мы уже говорили, что в регулярной армии США существовал богатый выбор разного рода дисциплинарных [66] взысканий, и волонтерские армии Севера и Юга охотно воспользовались этим выбором.
Особенно жестокими телесные наказания были в артиллерии. В Потомакской армии, организуемой генералом Мак-Клеланом, ей уделяли особое внимание и при формировании артиллерийских полков прибегали к своего рода «амальгаме», объединяя каждые три добровольческие батареи с одной регулярной. В результате строгие порядки профессиональной армии быстро распространились во всех артиллерийских частях, и нарушители этих порядков не знали никакой пощады. Богатые технические возможности позволяли наказывать их подчас с изощренной жестокостью.