9. Бороться за прозрачность
Давайте сделаем государство медийным и прозрачным. Давайте увеличивать количество проектов типа «РосПил», «ДомДворДороги», «РосЯма». Давайте писать жалобы и подавать иски. Давайте замечать несправедливость. Давайте поймем, за что мы платим и куда идут наши деньги, и дадим им понять, что мы это знаем. Давайте бороться за каждый сломанный светофор, за каждую яму на дороге, за каждый криво покрашенный подъезд — вот цена свободы.
10. Создавать эстетические разногласия
В прошлом году мы все кричали про эстетические разногласия. Но о каких эстетических разногласиях мы говорим, если мы придумали только белые ленты? Если у государства отсутствует внятная эстетика, айдентика и идеология, нужно первым делом создать себе это. Это битва красоты с уродством, разума с безумием, реальности с абсурдом, здоровья с болезнью. Это наша битва. Кирилл Медведев, поэт, активист
Фотография: www.facebook.com
Мое поколение выросло с уверенностью, что в его жизни нет места подвигу.
Работай, отдыхай, не чини неприятностей ближнему, будь просто достойным человеком — вот лучшее, что осело в головах на фоне заказных убийств, всеобщей маргинализации и раздербанивания советской собственности в 1990-х. Считалось, в подвиге есть что-то неприятно пафосное и негуманное. Так отчасти считается и до сих пор. «Тот, кто готов на подвиг, не щадит не только себя, но и ближнего». И это во многом правда.
Но подвиг нужен. Нужен героизм. Надеюсь, сейчас это становится особенно очевидно. Не тот героизм, который предлагает правоконсервативная идеология — служение надчеловеческим, метафизическим идеям, якобы воплощенным в государстве, церкви, нации и тому подобных институтах. Но и не псевдореволюционный героизм общества спектакля, мгновенно распыляющийся в байты информации и смешивающийся с голливудскими фильмами и рекламными роликами в одну поблескивающую кашу.
Нужен иной — критический, рефлексивный героизм. Связанный с пессимизмом разума и оптимизмом воли. Как я это понимаю? Вставать на раздачу листовок в шесть утра или на захватывающее противостояние с ОМОНом, но всегда, в любой момент быть готовым критически осмыслить само действие. Всегда критически, в том числе негативно оценивать само действие, но тем не менее поднимать себя на раздачу листовок или на уличную борьбу. Петь протестные песни, погружаться в героические легенды, но каждый раз заново впиваться в ускользающую, мистифицирующую реальность зубами разума.
Подвиг нужен. Нужен героизм
Критический героизм не апеллирует ни к бренному нарциссическому эго, ни к надындивидуальным метафизическим ценностям. Я — независимый субъект, самоценная человеческая личность, ни вождь, ни партия, ни президент не могут указывать мне, как себя вести. Но самоценной человеческой личностью меня делает не возможность выбрать один из множества продуктов в супермаркете, страну для летнего путешествия или даже одну политическую партию из трех десятков. Независимой человеческой личностью меня делает причастность к идейной, гражданской, политической традиции.
Я чувствую связь с теми, кто погиб, познавая возможность более осмысленной, честной и справедливой жизни. Я идентифицирую себя с левой, социалистической традицией, восходящей к Первому интернационалу, объединявшему марксистов и анархистов, к Парижской коммуне, к несостоявшемуся «однородному социалистическому правительству» (меньшевики-интернационалисты, левые эсеры, большевики) осени 1917-го, с оттепельными и надеждами на социализм с человеческим лицом, с развеянными эгалитарными надеждами перестройки.
Никто не станет за нас героями, если мы не станем ими. Никто не осмыслит за нас реальность, если мы не сделаем этого. Критический героизм за равноправие, разум и отвагу. Против иерархии, метафизики и потребления.
Ольга Седакова, поэт
Фотография: ИТАР-ТАСС
Я думаю, что произошли необратимые вещи. Вызов брошен — и принят.
Вызов брошен не обществом, а властью, которая позволила себе то, что можно делать только с населением, которое ты абсолютно ни во что не ставишь. Объявить: «Вот мы решили, что теперь президентом опять буду я, и вообще-то говоря, давным-давно это решили». Эту новость я услышала в подмосковной ветеринарной клинике от хозяина огромной овчарки. Он вошел и сказал: «Еще 12 лет!» Нужно было видеть немую сцену: ветеринаров, хозяев с больными собаками и кошками… Никто ничего не сказал, но было почти слышно, как мы все вместе подумали: нет! Просто потому нет, что так с людьми не обходятся. За этим вызовом последовали еще и еще. И наконец, на все это было отвечено декабрьским шествием.