Положение становилось критическим. Антоний созвал военный совет для обсуждения дальнейших действий. Канидий предложил вообще покинуть побережье и отступить к Дунаю, где, по его словам, царь гетов Диком обещал помощь. Клеопатра же, наоборот, настаивала на том, чтобы разместить в наиболее важных стратегических пунктах свои гарнизоны, а с основными силами армии и флота уйти в Египет, где можно организовать хорошую оборону. В конце концов Антоний склонился к мнению Клеопатры. Вскоре после этого совета один из его участников Квинт Деллий, который когда-то вместе с Клеопатрой составил искусный план обольщения Антония, перебежал к Октавиану и сообщил ему о намерениях Антония. Октавиан и Агриппа прекрасно понимали всю возможную опасность такого плана и решили уничтожить флот Антония и Клеопатры, не выпуская его из Коринфского залива.
Решив прорываться с флотом в Египет и тем самым фактически бросая на произвол судьбы большую часть своей сухопутной армии, Антоний, разумеется, самим солдатам об этом ничего не сказал. Напротив, он, как это было принято в то время в римской армии, обратился к ним с горячей речью.
Он убеждал воинов в превосходстве своей армии и в тяжелом положении войск противника, восхвалял себя как опытного полководца в противоположность Октавиану, не одержавшему лично ни одной победы и даже под Филиппами обязанному общей победой ему, Антонию. Антоний утверждал, что он находится в самом расцвете сил и ему не свойственно ни безрассудство юности, ни бессилие старости, в то время как его противник — неопытный юнец. В то же время Антоний признавал, что на суше силы Октавиана слишком значительны и поэтому необходимо перенести войну на море, где более мощные и сильные его корабли превосходят флот Октавиана; а в случае победы на море, в каковой он, разумеется, не сомневается, войну вообще можно будет решить без нового сражения, ибо после захвата господства на море враг будет сломлен голодом. Обращаясь к своим союзникам, Антоний напоминал, что война объявлена не ему, а именно им, а обращаясь к римлянам, утверждал, что он борется за свободу против единовластия. Но при этом нельзя, говорил полководец, делать каких-либо различий между воинами, ибо в случае разделения они обречены на поражение, а при единении несомненно одержат победу. А чтобы его воины держались до последнего, Антоний напомнил о судьбе сторонников Секста Помпея и Лепида и уверил, что в случае поражения или тем более капитуляции их всех ждет в лучшем случае рабство.
Планируя предстоящее сражение, Антоний рассчитывал заманить флот Октавиана в сравнительно узкий Амбракийский пролив, где его более мощные корабли имели бы преимущество. Агриппа же, фактически командовавший октавиановским флотом, наоборот, хотел выманить корабли противника на оперативный простор Коринфского залива и там их уничтожить, но не дать из этого залива вырваться. 2 сентября 31 г. до н. э., когда утих дувший четыре дня неблагоприятный ветер, переходящий в бурю, развернулась морская битва. Бой долгое время проходил с переменным успехом. Корабли шли на таран друг друга, временами бои напоминали сухопутные. В разгар сражения Клеопатра, увидев подходящую брешь в строе вражеских судов, подала египетским кораблям сигнал к прорыву и уходу из залива, и сама бросилась в эту брешь. Клеопатра явно выполняла план, принятый на недавнем военном совете, но при этом совершенно не подумала об остальных судах, сражавшихся с октавиановским флотом. А Антоний, увидев этот маневр царицы, понял, что, лишившись сильной египетской эскадры, он обречен на поражение, и на своем корабле бросился вслед за Клеопатрой[6]. Попутный северный ветер дал им возможность уйти от преследования противника. Несмотря на фактическое бегство своего командующего, моряки и находившиеся на кораблях солдаты продолжали упорно сражаться, но лишенный общего руководства флот потерпел в конце концов полное поражение.
6
Внезапный уход Клеопатры со своим флотом и последовавшее за ним бегство Антония были предметом размышлений еще в древности. Тогда полагали, что-либо царица просто изменила Антонию, либо женщина не смогла выдержать напряжение боя, а Антоний был настолько захвачен страстью к ней, что позорно бежал, предпочитая обладание любимой женщиной победе в войне. Эта версия очень нравится поэтам и художникам всех последующих веков. Но в ней слишком явно видны следы октавиановской пропаганды. Современные исследователи считают, что действительность была более сложной и что Клеопатра, видимо, выполняла ранее принятые решения. Думают даже, что первым сигнал к выходу из боя дал именно Антоний, а Клеопатра лишь его продублировала. Но такое мнение не находит никакого подтверждения в источниках. Кажется, более вероятным, что царица воспользовалась создавшимся положением и, не дожидаясь общего сигнала, сама приступила к выполнению плана. А Антонию, обреченному на поражение, уже ничего не оставалось, как попытаться спастись самому. Если бы первым сигнал дал Антоний, а не Клеопатра, то непонятно, почему ни один неегипетский корабль не последовал за Клеопатрой и Антонием.