Конечно, в других схватках красные все же выходили победителями. Белые войска адмирала Колчака и генералов Корнилова, Алексеева, Деникина, Юденича, Миллера, в конце концов, были отбиты при наступлении на Москву и Петроград с юга России, Сибири, Северо-Запада и Севера. Пожалуй, самая серьезная из войн большевиков против сепаратистских национальностей, советско-украинская война, также была в итоге (с третьей попытки) выиграна Москвой в 1920 году. В Закавказье в 1920 и 1921 годах одна за другой были свергнуты ненадолго ставшие независимыми Азербайджанская, Армянская и Грузинская республики. Социалистические соперники большевиков - меньшевики, социалисты-революционеры и народные социалисты - также были разгромлены или уничтожены в ходе гражданских войн, как и анархисты - часто более кроваво. Но было ли все это полной и безупречной победой, остается спорным вопросом. Ведь, как мы видели, одним из главных итогов "красной победы" в Европейской России стало безжалостное подавление восстания в Кронштадте в феврале-марте 1921 года. Еще в 1954 году, давая в целом положительную оценку архитектору красных побед Леону Троцкому, даже Исаак Дойчер был вынужден озаглавить свою главу об этом событии "Поражение в победе". С позиции своего кабинета в Лондонской школе экономики Дойчер предполагал, что по мере завершения гражданских войн советское правительство, проявив чудовищную жестокость по отношению к своим бывшим самым ярым сторонникам - пусть и ради собственного выживания, - трагически утратило моральное право править и представлять собой перспективу человеческого прогресса, которую, как казалось, предлагала русская революция. Примерно в то же время в СССР романист и журналист Василий Гроссман заставлял одного из самых симпатичных персонажей своего художественного произведения о пережитом СССР в годы Второй мировой войны прийти к аналогичному выводу о судьбе русской революции в целом. Так, бывший комиссар Н.Г. Крымов, арестованный и томившийся в Лубянке после службы на фронте во время Сталинградской битвы, "после допроса-рычания" размышлял о том, что:
все эти вещи уже не казались такими сложными для понимания. С еще живого тела Революции сдирали шкуру, чтобы в нее могла пролезть новая эпоха; что касается красного кровавого мяса, дымящихся внутренностей - их выбрасывали на свалку. Новому веку нужна была только шкура Революции, и ее сдирали с еще живых людей. Те, кто затем погружался в нее, говорили на языке Революции и подражали ее жестам, но их мозг, легкие, печень и глаза были совершенно другими.