Наконец, в этой связи (и в качестве примера того, что может показаться таким простым), город, который сейчас снова является Санкт-Петербургом (а с 1924 по 1991 год назывался Ленинградом), обычно называют "Петроградом". Такое запутанное и путаное название приняло для него царское правительство после начала войны в августе 1914 года, чтобы имя российской столицы не звучало слишком "по-немецки". Это было сделано наперекор тому факту, что в 1703 году город был окрещен голландским именем "Санкт-Петербург" его основателем, Петром Великим, в соответствии с его увлечением всем нидерландским. Загадочным здесь является и то, что это переименование было выбрано в августе-сентябре 1914 года, чтобы выразить симпатию к голландским территориям, которым в те месяцы немцы, конечно же, только угрожали - хотя и не вторгались. Более разумно отрекаясь от этой официальной ономастической гимнастики, жители идеального города Петра на протяжении войны, революции и гражданской войны продолжали привычно называть его "Питер", что не является ни немецким, ни голландским, ни даже русским языком. Это сленг. Что, в самом деле, кроется в названии?
Введение. Мировая война в сокращении
В обзоре "Западная историография Гражданской войны в России" один из пионеров западной исторической науки утверждал, что "Гражданская война была не просто придатком революции, но, напротив, ее самым значительным и решающим компонентом". Это вдохновляющее замечание помогло сформировать то, о чем пойдет речь ниже: попытку развить эту предпосылку, чтобы установить, что приход партии большевиков В.И. Ленина к власти в ходе Октябрьской революции 1917 года, который обычно ставится во главу угла любого рассказа об этом периоде, был лишь одним из этапов - хотя и особенно важным, хотя и не первым такого масштаба - в череде кризисов, войн, революций и гражданских войн, которые на протяжении десятилетия то захлестывали, то рассасывали распадающуюся Российскую империю. Таким образом, важная роль партии Ленина во всем этом не отрицается: здесь нет намерения одобрить постсоветскую, "триумфалистскую" школу историографии, которая (с глазами, прикованными к Сталину) стремилась очистить летопись многочисленных достижений коммунизма в двадцатом веке, выбросив, по памятному выражению Алана Вуда, "большевиков, ребенка и воду из ванны". И все же, поддерживая в другом месте утверждение Вуда, что именно к революционным событиям в России можно отнести истоки "послеверсальского урегулирования в Европе, подъема фашизма в Италии и нацизма в Германии, гражданской войны в Испании, Второй мировой войны, еврейского Холокоста, китайской революции, холодной войны, Корейская война, Берлинская стена, Кубинский ракетный кризис, антикоммунистический поджог Америки во Вьетнаме" и многое другое, что сформировало то, чем мы являемся. В основе данного исследования лежит утверждение, что не события на улицах российской столицы в течение десяти дней привели эти события в движение. Скорее, мир "потрясли" отголоски сложной серии пересекающихся столкновений на протяжении десяти лет.
Разумеется, речь идет о необычайно выдающемся предшественнике: знаменитом рассказе об Октябрьской революции, написанном американским журналистом-коммунистом Джоном Ридом под названием "Десять дней, которые потрясли мир", который был опубликован вскоре после описываемых в нем бурных событий и незадолго до его смерти. Нарастающее волнение и ожидания, вызванные революционными событиями, которые "Джек" Рид изобразил в российской столице и в Москве, когда большевики набрали силу, а затем отобрали власть у измученного Временного правительства, состоявшего из умеренно-социалистических и либеральных политиков, и удержали ее (вопреки многим обстоятельствам), - это та черта работы американского радикала, которую чаще всего отмечают; и справедливо вспоминают. Но другие отрывки из этой основополагающей книги не менее, если не более, поучительны. В ночь с 24 на 5 октября 1917 года на Втором Всероссийском съезде Советов в Таврическом дворце в Петрограде яростно бушевали политические распри, и, таким образом, большевистский переворот был завершен, и толпы людей хлынули в Зимний дворец, чтобы арестовать министров, скрывавшихся в предбаннике его знаменитой Малахитовой комнаты (и выпить досуха винные погреба под ней), Рид отметил, что, как ни странно, в большинстве остальных районов этой архитектурно и пространственно драматичной, но довольно компактной столицы: