— И о жратве.
— И о жратве, — соглашается он наконец.
— Тогда нужно свернуть.
— Куда?
— Ну, не знаю… Мы прошли уже с десяток ответвлений. Стоило бы попробовать хоть одно.
— Давай вот это.
— Почему нет? — я пожимаю плечами и мы сворачиваем в узкий коридор, предназначенный явно для людей, а не транспортных платформ.
Светильники аварийного освещения горят не слишком ярко, не дотягиваясь до темных углов и ниш. Хочется повернуть назад, спрятаться в маленьком корабле, на котором мы прилетели. Не придают уверенности даже прихваченные с собой автомат и парализатор. Но мы упрямо продолжаем идти вперед, прислушиваясь к таинственным звукам брошенной станции.
— Стоять!
Нас ослепляют лучи нескольких фонариков. Неизвестные застали врасплох и я даже не пытаюсь поднять оружие, лишь прикрываюсь свободной рукой от яркого света.
— Кто такие?
— Мы были на одном из кораблей эскадры, которая встречала эйнеров у Проциона.
— Что ты несешь? Вы же акци! Думаешь, я не узнал по акценту? Что вы могли делать на нашей эскадре?
— Это долго объяснять. Послушайте, мы никому не хотим причинить вреда, — медленно опускаю парализатор на пол, подталкиваю его в сторону обитателей станции, — Видите?
Толкаю Хэлга, чтобы он тоже избавился от автомата.
— Мы лишь хотим немного переждать, пока все не уляжется.
— Проклятые акци! Все из-за вас! Это вы начали войну! Радуетесь, наверное, что ваши дружки эйнеры почти добрались до Земли!
Я вдруг чувствую, как злость начинает бурлить во мне, подступает к самому горлу. Снимаю куртку, расстегиваю рубашку, нечаянно отрывая одну из пуговиц. Поворачиваюсь спиной к неизвестным, демонстрируя шрамы от энергоблока.
— Этому я должна радоваться?! По-вашему, это мне дружки сделали?!
Ропот слышен там, среди фонариков. Некоторые гаснут, остальные опускаются ниже, чтобы не светить нам в лицо.
— Ладно, оденься. Мы тоже никому не желаем зла.
Хэлг подбирает куртку, протягивает ее мне, ожидая, пока я застегну рубашку.
На станции полсотни человек — техники, шахтеры… Они не успели эвакуироваться, поэтому погасили навигационные огни и теперь надеются, что их глыба, затерянная среди множества таких же, не привлечет внимание эйнеров.
— Все-таки, как вы, акци, оказались на корабле нашей эскадры?
Крепкий мужчина, один из тех, что были в коридоре, сидит с нами за столом, смотрит, как мы расправляемся с вермишелью и котлетами явно искусственного происхождения.
— Все равно не поверишь.
— Уж я постараюсь, — он пристально смотрит на меня, ожидая, когда отодвину пустую тарелку.
— Меня хотели использовать для поиска… э-э… Не знаю, как объяснить. Вообще-то сами эйнеры называют его альфа-бионик. Если бы удалось уничтожить корабль, на котором он находился, это расстроило бы управление всем флотом.
— Красивая сказка.
— Я же говорю — не поверишь. Упрямые менсо…
— Сама-то на моем месте поверила бы? Ладно, не кипятись. Мы сейчас все в одной лодке и, похоже, застряли здесь надолго.
— Думаешь, сражение проиграно?
Он встает из-за стола.
— Нет, не думаю. Знаю. Мы слушаем переговоры. Часть эскадры успела отойти к Земле, остальных рассеяли у Проциона и методично добивают.
— У вас есть связь?
— Есть. Это не проблема. Еще до эвакуации было выброшено в космос несколько ретрансляторов. Если найдут и уничтожат один, автоматически активируется другой. А искать их можно месяцами, если не годами. Так что голос нам эйнеры не заткнут. Вот только какой от этого прок?
Он уходит, а я еще несколько минут ковыряю вилкой трещину в пластиковой поверхности стола.
— Не скажи… Прок есть, и еще какой.
Мы не можем сразу стать своими среди этих людей. И даже через месяц, через полгода — все равно будем для них «проклятыми акци, которые начали войну». Косые взгляды, шепот за спиной… Может, было бы лучше покинуть станцию, попытаться улететь куда-то еще, но и этого мы сделать не можем: система Проциона кишит эйнерскими кораблями. Изменится ли это в ближайшее время? Мы не знаем.
Проходит неделя, прежде чем мне дозволяют подойти к терминалу связи, проверить входящие на номер, который дал Станислав Павлович. Пусто. Ни одного сообщения. Остается надеяться, что с Андреем все в порядке и он еще даст о себе знать.
Хэлг, несмотря на свое скверное произношение и знание языка, с шахтерами сходится быстрее, чем я. Что-то есть между ними общее — простота, прямолинейность. Меня местные сторонятся. Только Михаил, тот крепкий мужик, который чуть не убил нас в первый же день, зато потом накормил на камбузе, проявляет ко мне искренний интерес. Нет, не как мужчина к женщине, это я бы почувствовала, но как к источнику информации, ранее ему недоступной.