-Дорогая Ольга Николаевна! 11 ноября в нашем поселке состоится показательный суд по делу Закировых. Районный суд рекомендовал нам, то есть, общественности поселка, представить для производства гражданского дела о лишении родительских прав либо общественного защитника, либо общественного обвинителя. Мы тут посовещались и решили выставить общественного обвинителя. В конце концов, как мы можем защищать пьянчужку, утратившей не только стыд и совесть, но и материнские чувства.
-Простите, - перебила директора Ольга Николаевна, - а кто это с кем совещался?
-Руководство школы и сплавучастка, а также общественность поселка. Кроме того, комиссия по делам несовершеннолетних рекомендовала нам самим назначить кандидатуру общественного обвинителя. И мы решили поручить это дело Вам.
-Не понимаю, что именно поручить? Назначить общественного обвинителя?
-Да нет же, Ольга Николаевна! Мы поручаем Вам выступить на суде в качестве общественного обвинителя. Вы же замечательно умеете выступать. К тому же, Вы прекрасно знаете дело. Да и мы же с Вами прекрасно понимаем, что порок должен быть наказан, а дети изолированы от пьяницы.
Речь общественного обвинителя на суде по делу о лишении родительских прав гражданки Закировой Р.М. оказалась поистине обличительной. Творчески окаймленная художественными средствами русского литературного языка изобиловала речь реальными фактами из пьяной жизни гражданки Закировой и жалкого состояния её детей. Особое место в речи отводилось тлетворному влиянию матери на формирование личности четырнадцатилетней Лины (старшей дочери Закировой Р.М.), которая уже ступила на преступный путь.
-Уверена, - убежденно заявила Ольга Николаевна, - что именно пример матери побудил девочку вступить в интимную связь с осужденным ныне Лыгаревым.
-А ты, что, у постели со свечкой стояла? - тут же раздалось из глубины зрительного зала. По залу пробежал сдержанный смешок.
-Лично я призвана стоять у классной доски, - невозмутимо парировала Ольга Николаевна и продолжила выступление.
Суд лишил Закирову Р.М. её родительских прав. Три девочки её (семи, двенадцати и четырнадцати лет) решением суда изымались у матери. Их надлежало отправить в детские воспитательные учреждения.
"Я все сделала правильно, - успокаивала себя Ольга Николаевна, размышляя о сегодняшнем судебном заседании. - Во-первых, такая мать, действительно, ничего хорошего не может дать своим детям. Сейчас покатилась по наклонной старшая дочь. Через какое-то время такая же участь постигнет и остальных. Разве можно это допускать в принципе? Ни в коем случае! Государство же, взявши над девочками опеку, даст им и надлежащее воспитание и образование. Во-вторых, общественность поручила мне выступить с обвинением, и я добросовестно выполнила поручение. Я не могла этого не сделать. Господи! Но если общественность мне поручила, то отчего же тогда эта самая общественность так враждебно отнеслась к моему выступлению? Впрочем, почему я считаю, что именно общественность желала этого моего выступления? Это дело поручил мне директор. Ссылаясь, конечно, на общественность. И на какую общественность он ссылался, никто не знает. Возможно, вообще никакой общественности не было. Спустили ему сверху директиву, он и ткнул пальцем в меня. С другой стороны, выкрики в зале и надписи на афише - дело рук всего лишь кучки подонков, возможно, таких же опустившихся пьяниц, как и эта женщина. Я должна была ожидать, что у неё непременно есть сообщники из числа собутыльников. А вся эта шушера очень любит по пьяни выставлять себя этакими защитниками прав и свобод. Кстати, а почему на процессе не было защитника? Если решено было выставить общественного обвинителя, то, по справедливости, следовало было предоставить и защитника. Но такового не было на суде. Почему? Потому что гражданское дело? Тогда к чему была вся эта комедия с обвинителем? Это же несправедливо! Боже, но почему эта мысль не пришла раньше?"
Ольга Николаевна вскочила с постели. Она тут же решила с этой мыслью бежать к директору и к членам суда, которые, наверняка, сейчас с удовольствием отмечают удачное завершение всех своих судебных дел. Она быстро накинула на себя верхнюю одежду и... остановилась в дверях.
"Да кто меня сейчас будет слушать? - резанула сознание убийственная мысль. - У них же все уже заранее было предрешено. Я же сама все документы собирала. Только лишь решения суда и недоставало. И какая разница, кто выступал бы: обвинитель или защитник - решение в итоге должно было быть однозначным".