Я с облегчением вздохнул. Если относительно Алисы с Ворчуном меня успокоили, то о судьбе родных до этого момента было тревожно.
Неприятное? Что тут…
— Проблема в том, что ориентировочный срок подбора кода лежит в диапазоне от пятнадцати до тридцати лет…
Глава 76
Честно признаюсь, я даже не сразу понял, о чем говорит Мадам. Отчего-то мне казалось, победив Орлату, вернуть родителей будет не так уж и сложно. Примерно, как отпереть дверь, запертую кем-то снаружи.
Если это сделает не сама Олюэн, то могут вмешаться печатники. То, что не отпирается, можно же взломать силой. Или могуществом — ведь все вокруг это же их собственная печать.
Кому как не им разбираться в таких вещах? На такие случаи у них просто обязаны быть свои отмычки, хакерские инструменты и тому подобное.
Но пятнадцать лет? Как такое вообще может быть?
До меня внезапно дошло, что я не увижу родителей. Черт побери! Даже несносную, но помогавшую сильнее прочих бабушку больше не увижу. Победа оказалась пирровой, а потери не ограничились ранением Алисы и травмой Ворчуна.
Угроза Орлаты, которую она озвучивала мне — сработала. Но не применительно к той квартире, в которую пробрались злоумышленники. К той, что ниже этажом.
У нас воздух должен был закончиться меньше чем за сутки. Счет шел на часы. Родительская квартира больше, за счет скрытых пространств и трирей, там этот процесс затянется надолго.
Но на пятнадцать лет его все равно не хватит, даже если с самого начала экономить. Даже если на складе у отца хранятся цистерны с жидким кислородом. Могут ли родители применить магию для спасения?
— Вероятность выжить в замкнутом континууме такой срок, крайне мала, — добавила Мадам. — Особенно для граждан категории Эль. Однако, твои родители не местные. Если они успеют собрать изолирующие круги, а затем воспользуются ими, то отделаются только утратой своих тел.
Самелиане могут, пусть и с ощутимым ограничением своих возможностей, существовать без тела в условиях нашего мироздания. В таком состоянии им не требуется ни продовольствие, ни вода, ни даже воздух.
После того как топологическую изоляцию получится снять, они получат новые тела и где-то за год-полтора к ним реадаптируются. Так что на юридическом языке они не погибли, а только потеряны. И из-за этого обстоятельства возникает нетривиальный правовой казус.
Успокоило ли меня её заявление? Не совсем. Какая-то иррациональная часть меня разрывалась от скорби и тоски, даже после того как узнала, что мама с папой спасутся.
За Алладо я уже точно не переживал — опытная бабушка наверняка все подготовила заранее. После того коварного хода с Олюэн, спрятавшейся в барабане стиральной машины, предполагать, будто родительская квартира не оборудована всем необходимым инвентарем?
Но все равно очень хотелось расплакаться. Пускай, я уже взрослый, можно сказать недавно женившийся мужчина, во мне оставалось слишком многое от маменькиного сынка.
Легко сказать “отделаются только утратой тел” — но это же родные тела! Живые, теплые… Во мне их гены, я всю свою жизнь обнимал их, видел. Пускай магическая реальность и доказала мне, что тело и самелианец относятся друг к другу как одежда и человек — их все равно жалко.
Безумно жалко, до слез и нервной дрожи. Честное слово, не случись у меня в тот день других переживаний, прямо так и разрыдался бы. Но драка не на жизнь, а на смерть, вид раненной из-за меня девушки и впавшего в кому друга, задрали планку напряжения, которое необходимо для слома на недосягаемую высоту.
Было жалко тел, которые родные. Жалко себя, лишившегося папы с мамой в один момент. Пятнадцать лет — это же охренеть как долго. Даже Алиса может через десять лет меня покинуть. А тут пятнадцать — нижняя граница.
Мне же будет почти сорок к тому моменту. По верхней границе и вовсе полнолетним стану. Но вся внутренняя боль и жалость, словно обволакивали что-то внутреннее, затаившееся еще более глубоко нежели эмоции и ощущения.
Это был плотный слой, защищающий… я даже не знаю, что. Полагаю, меня самого. Какую-то глубинную часть меня, для которой оказалось достаточно осознания, что родители не погибли. Что мы всего лишь расстались на время. Продолжительное, мучительно долгое — но не навсегда.
Михей сделал шаг вперед и положил руку мне на плечо. Пускай жест и задумывался как успокаивающий, я закусил губу чтобы не расплакаться. Чертов диссонанс! Отчего я снаружи такой чувствительный, а внутри все как застыло? Было бы лучше наоборот или же нет?