Где-то в моей голове сидела и была готова проиграться в подходящее время запись из гостиной. Судя по тому, что удалось увидеть, задремав в управе, ее создали тайком ото всех, в нашу заключительную общую встречу.
И вовсе не совместная стратегия борьбы с Орлатой стала поводом для краткосрочной сингулярности. Родители проверили как будет работать механизм-изоляции, а заодно втайне ото всех, оставили мне прощальное послание.
На этой мысли я ощутил, что никакого внутреннего покоя и ограждающего от сильных эмоций льда — уже нет. Что это чувство являлось одной из окружавших меня защит, отыгравших свое. Не знаю, кто ставил этот барьер, но он явно предназначался для последующего юридического разбора у Мадам.
Коллизия… Должно быть, её каким-то образом раскопала мама. Большую часть своей сознательной жизни я считал её профессиональным юристом высокого уровня. Кому как не ей, во всей скрывшейся по ту сторону пространства компании, разрабатывать правовое обеспечение авантюры?
Еще одна деталь влилась в итоговую картину. Но ответа на самые насущные вопросы я не находил.
Хоть ложись прямо на улице и пробуй заснуть под дождем — только ради того, чтобы вновь увидеть всех за одним столом. Но я упрямо шел в сторону Роффе, зная вредность бабули.
Наверняка, посещение еще одного самелианина являлось условием запуска объяснения из сна. Посетить кафетерий я мог лишь после выхода из управы, ведь дорога к нему была известна только оттуда.
Меня снабдили ограниченной информацией, гарантировав тем самым предсказуемость самостоятельных реакций. Даже теперь, когда я догадался о том, что это часть плана, все равно приходится ему следовать.
Сквер с памятником Завоевателю замаячил в паре домов от меня. По проезжей части прокатила карета. Самоходная, без лошадей и кучера. Я проводил её взглядом, но ни капли не удивился. Все эмоции собрались в плотный комок обиды и горести разлуки с близкими людьми.
Чтобы удивляться, оказывается, нужно куда больше сил, нежели для того, чтобы отчаиваться. Требуется ощущение нормы, вера в неё — такая же незыблемая как вера в отчий дом.
Может быть, мою норму растоптали мимоходом, во время боя двух самерианок, а может — запрятали в топологический изолятор, понять бы еще в какой из. Теперь я знал целых три таких: браслет, ящик внутри браслета и квартира, в которой прошло мое детство с юностью.
Моя готовность ничему не удивляться прожила чуть больше минуты. Когда из-за угла дома показался сквер, оказалось, что он не пустует.
Перед одной из скамеек, в непосредственной близости от искусственного водопада и памятника Завоевателю, увлеченно танцевала и жонглировала струями дождевой воды молодая девушка в светло-сером платье.
Издалека и в полумраке местной ночи я чуть не принял её за Росомаху. Кроме того, зрелище завораживало своей красотой.
Не самые частые капли дождя, тем не менее успевшие промочить мою верхнюю одежду, собирались в тонкий водяной шлейф, чем-то напоминавший гимнастическую ленту.
Лента искрилась в муаровом диапазоне, делала несколько плавных разворотов над головой девушки, затем обегала вокруг нее по широкой дуге в три оборота — и лишь потом разлеталась брызгами в стороны.
Тут живут люди.
Такая простая и очевидная мысль заставила меня остановиться и посмотреть на окружающий город свежим, хоть и несколько подмоченным взглядом.
До этого магическая реальность воспринималась как нечто глубоко неестественное.
Сказался перформанс с трамваем, безлюдность Арканной улицы, странные и непривычные сооружения возле самелианского консульства, опыт прогулки от Стратегической академии до троллейбусной остановки.
Да, мне доводилось видеть тут людей. В управе, в кафе Роффе, да того же мужчину на летающем ковре, в конце концов. Но все они казались мне либо донельзя странными, либо столь же отстраненными.
А немногочисленные исключения типа инспектора, печатников, Сверчка и вовсе пугали своей чуждостью. Как бабушка, общаясь с которой быстро понимаешь, что она играет в человека, но не является им.
До этого момента я не видел по эту сторону людей. Все людское, плохое и хорошее, происходило в пределах жадной зоны или где-то в замкнутых помещениях типа второго этажа у Роффе, где мы с Алисой приходили в себя до прибытия родителей.
А тут в голове что-то щелкнуло, и восприятие мира изменилось.