– Я отвез дежурных кибертехников в шахту… Ваша жена тоже была с ними… Потом вернул обратно вторую смену… Сел на краю площадки, потому что дул сильный ветер… черт бы его побрал, лучше бы я сел посреди площадки… Я долго возился с аппаратом, но наконец все было готово, и я взлетел. И вот тогда… тогда я увидел его!
Велин подбадривающе кивнул, но Бэртон совсем не нуждался в поддержке. Мучительно напрягшись, он торопливо, задыхаясь, заговорил, будто желая поскорее освободиться от бремени воспоминаний.
– Там, где деревья. В темноте. Сначала я принял его за куст, но он пошевельнулся…
– Как он выглядел? – быстро спросил Велин. Бэртон покачал головой.
– Не знаю… Серый такой… нет, белесый. Лохматый. Высотой с метр. Может, овальной формы. Страшный такой! Его невозможно описать, доктор! Человек должен его увидеть, чтобы понять…
Бэртон содрогнулся, былой страх снова овладел им, но, оправившись, он продолжил рассказ.
– Вы ведь знаете, я не из трусливых. Никогда не верил подобным историям, считал их выдумками. Но сегодня увидел. Это чудовищно, невообразимо! Но он и сейчас там, снаружи!
– Хватит, Бэртон! – устало прервал его Велин. – Скажите только… Этот ужас… Можете ли вы мне сказать, когда он охватил вашу душу… Сразу или постепенно?…
Пилот наморщил лоб.
Странно… Сейчас, когда вы меня об этом спрашиваете, я все помню. Сначала я просто удивился, потом почувствовал легкое беспокойство… А знаете, вы правы: словно я взбирался по лестнице, и на последней ступеньке меня ожидал ужас… Никогда даже не подозревал, что могу испытать такое… Не помню, как вернулся на базу…
– Хорошо, хорошо, – покачал головой Велин. – Все ясно. Вы сможете встать?
Сестра Санчес ринулась вперед, но Бэртон, опередив ее, поднялся сам, без чьей-либо помощи. Велин протянул ему одну пневмоампулу.
– Возьмите, на всякий случай. Я думаю, что сейчас вы в порядке. Идите к себе в комнату и постарайтесь уснуть. Сестра Санчес, вы свободны. Я останусь до конца дежурства.
Сестра Санчес попыталась было возразить, правда, скорее из благоприличия, чем всерьез, но Велин настоял. Не было смысла оставлять ее здесь в таком состоянии.
Оставшись один, он включил запись и снова прослушал все с начала до конца. Все повторялось. Разница была лишь в том, что впервые это произошло столь близко от базы.
Интересно, что теперь скажет Бронский? Но еще более интересно, что ответит ему Велин? Что это очередной случай шока? Интересно, сколько всего таких случаев? Велин вынул из письменного стола специальный дневник и раскрыл его. Итак, тридцать два зарегистрированных случая. Случай с Бэртоном – тридцать третий.
Поистине, это стоит увидеть своими глазами, подумалось Велину. Рассказы пациентов ничего не давали. Для всех случаев характерным была поразительная скудость впечатлений. Даже когда шок наступал днем. Люди смутно припоминали нечто овальное, обросшее длинной серой шерстью. Некоторые добавляли, что глаза у этого Нечто были большие и страшные. И все. Никто не мог объяснить, почему они испытывали невообразимый ужас. Он обрушивался на пациентов не сразу, как при обычных клинических случаях, а постепенно, с плавным нарастанием степени страха, пока, наконец, не достигал такой силы, что никто не выдерживал. Некоторые теряли сознание, другие успевали убежать… К счастью, на базах работали преимущественно люди молодые. Даже страшно себе представить, что могло бы произойти, если бы у кого-то из них оказалось больное сердце. Итак, форма № 18… Согласно принятому решению после каждого случая шока Велин заполнял эту форму. Документ означал, что планета должна находиться под неусыпным контролем, а при необходимости, нужно объявить эвакуацию. Но заполненные бланки попадали в Медицинский совет, которым руководил Бронский, и этим все кончалось. Велин никого не осуждал за это. Здесь работали добровольцы, которые знали, чем рискуют. Но шахты ни на секунду не должны были прерывать работу. В них добывался самый ценный во всей Галактике материал – лонговит.
– Черт бы побрал этот лонговит! – проворчал Велин. Не нужно быть врачом, чтобы представить себе, что означал лонговит. Лонговитная терапия могла бы вернуть молодость глубоким старикам, удвоить продолжительность жизни, разгадать многие все еще неизлечимые болезни. Лонговит был воплощением древней мечты о всеобщей панацее – универсальном лекарстве. Плохо было лишь одно: три известных месторождения давали слишком мало для десяти миллиардов жителей. Медленно тянулись часы дежурства. Наконец сестра Ракоци сменила его, и Велин вернулся домой. Жени спала на большой кровати, прижав кулачки к лицу. Велин разделся и осторожно пробрался под одеяло. Усталый, он быстро заснул, ощущая благодатное тепло детского тельца.
Когда он проснулся, был уже день. В комнате никого не было, а из ванны доносился шум воды.
– Жени! – позвал Велин.
– Жени отправилась к сестре Санчес спросить ее, почему она поставила ошибочный диагноз, – отозвалась из ванны Сильвия.
Велин усмехнулся, но тут же лицо его приняло серьезное выражение. Этот несносный ребенок снова впутается в какую-то историю.
Он встал, быстро оделся и вышел в коридор. Комната сестры Санчес была неподалеку. Он уже собирался было постучать, как дверь отворилась и вышла сестра Санчес. Она явно куда-то торопилась.
– Добрый день, – поздоровался Велин, – Жени у вас? Мексиканка смущенно улыбнулась.
Они с Фреди куда-то ушли… Я хочу сказать, с Фредом Бэртоном. Он был у меня, и они вышли вместе…
Она еще больше смутилась, лицо ее стало бронзово-красным. „Рассеянная до невозможности… Снова забыла запереть дверь, – машинально отметил Велин. „А лед, кажется, тронулся…" Молчание затянулось, и сестра поторопилась добавить:
– Фред обещал покатать ее на флайере. Они вышли совсем недавно.
Слава богу, ничего страшного. Раз девочка ушла с Бэртоном, значит нечего волноваться. И все же где-то в глубине души Велин испытывал беспокойство. Наверное, причиной тому был вчерашний шок. Хотя волноваться не стоило – невролин, как правило, снимал все последствия нервного потрясения, но, как любил говорить сам Бэртон, чем черт не шутит… И если человек управляет флайером именно в этот момент…