6
Наннион и Битто, обе с Самоса, храм Афродиты
Уже не хотят посещать больше законным путем,
А перешли на другое, что гадко. Царица Киприда!
Взор отврати свой от них, кинувших ложе твое.
7
Археанасса, гетера, зарыта здесь, колофонянка.
Даже в морщинах у ней сладкий ютился Эрот.
Вы же, любовники, первый срывавшие цвет ее жизни,
Можно представить, какой вы пережили огонь!
8
Ранен я наглой Филенией. Раны хотя и не видно,
Но пробирают меня муки до самых ногтей.
Гибну, эроты, пропал я вконец: на гетеру с похмелья
Как-то набрел и теперь — словно в Аид угодил.
НА ПОЭМУ ЭРИННЫ
Это Эринны пленительный труд, девятнадцатилетней
Девушки труд — оттого и не велик он; а все ж
Лучше он многих других. Если б смерть не пришла к ней так рано,
Кто бы соперничать мог славою имени с ней?
НА ГРОБ АЯНТА[36]
Здесь, у могилы Аянта, сижу я, несчастная Доблесть,
Кудри обрезав свои, с грустью великой в душе.
Тяжко скорблю я о том, что теперь у ахеян, как видно,
Ловкая, хитрая Ложь стала сильнее меня.
ЭПИТАФИЯ МОРЯКУ
Вспять хоть на восемь локтей отступи, беспокойное море!
Там изо всех своих сил волны кидай и бушуй.
Если ж разроешь могилу Евмара, добра никакого
В ней все равно не найдешь — кости увидишь и прах.
НА «ЛИДУ» АНТИМАХА
Лидой зовусь я и родом из Лидии. Но надо всеми
Внучками Кодра[37] меня славой вознес Антимах.
Кто не поет обо мне? Кем теперь не читается «Лида» —
Книга, которую он с Музами вместе писал?
ГЕСИОДУ
Музы тебя, Гесиод, увидали однажды пасущим
В полдень отару овец на каменистой горе
И, обступивши кругом, всей толпою, тебе протянули
Лавра священного ветвь с пышною, свежей листвой.
Также воды из ключа геликонского дали, который
Прежде копытом своим конь их крылатый пробил.
Этой водою упившись, воспел ты работы и роды
Вечно блаженных богов, как и героев былых.
О САМОМ СЕБЕ
1
Двадцать два года прожить не успев, уж устал я от жизни.
Что вы томите, за что жжете, эроты, меня?
Если несчастье случится со мною, что станете делать?
В кости беспечно играть будете вы, как всегда.
2
Пей же, Асклепиад! Что с тобою? К чему эти слезы?
Не одного ведь тебя Пафия в сеть завлекла,
И не в тебя одного посылались жестоким Эротом
Стрелы из лука. Зачем в землю ложиться живым?
Чистого выпьем вина Дионисова! Утро коротко.
Станем ли лампы мы ждать, вестницы скорого сна?
Выпьем же, весело выпьем! Несчастный, спустя уж немного
Будем покоиться мы долгую, долгую ночь.
НА ЮНОШЕЙ
1
Если бы крылья тебе, если лук тебе в руки и стрелы, —
Был бы совсем не Эрот сыном Киприды, а ты.
2
Если бы, крылья себе золотые достав и повесив
На белоснежном плече полный стрелами колчан,
Рядом с Эротом ты стал, то, Гермесом клянусь, не узнала б
И Афродита сама, кто из двоих ее сын.
3
Тихо, венки мои, здесь на двустворчатой двери висите,
Не торопитесь с себя сбрасывать на пол листки,
Каплями слез залитые, — слезливы у любящих очи! —
Но, лишь появится он здесь, на пороге дверей,
Сразу все капли стряхните дождем на него, чтоб обильно
Светлые кудри ему слезы омыли мои.
4
Лука еще не носящий, не зрелый, а новорожденный,
К Пафии взоры свои мой поднимает Эрот
И, с золотою дощечкой в руке, ей лепечет о чарах
Как Филократа души, так и твоей, Антиген.
5
Страсти улика — вино. Никагора, скрывавшего долго
Чувства свои, за столом выдали чаши вина:
Он прослезился, потупил глаза и поник головою,
И на висках у него не удержался венок.
вернуться
36
«На гроб Аянта». Доблесть скорбит о том, что оружие убитого Ахилла было присуждено хитрому Одиссею, а не более достойному Аянту. На эту тему написана Софоклом трагедия «Аянт».