* * *
Это Евстения камень, искусно читавшего лица;
Тотчас он мог по глазам помыслы все разгадать.
С честью его погребли, чужестранца, друзья на чужбине.
Тем, как он песни слагал, был он им дорог и мил.
Было заботою их, чтобы этот учитель умерший,
Будучи силами слаб, все, в чем нуждался, имел.
* * *
Девочка наша ушла, достигши лишь года седьмого,
Скрылась в Аиде она, всех обогнавши подруг.
Бедная, верно, стремилась она за малюткою братом:
В двадцать лишь месяцев он смерти жестокой вкусил.
Горе тебе, Перистерис, так много понесшей печалей!
Людям на каждом шагу горести шлет божество.
* * *
Этот камень могильный Медий, мальчик,
Здесь воздвиг у дороги фракиянке, что звалася Клитой.
Примет пусть благодарность за заботы.
Мальчик был ею вскормлен. Ее же смерть взяла до срока.
* * *
В море пускаясь, на крепость судов и больших и высоких,
Ты не надейся и знай: ветер — владыка судов.
Так и Промаха сгубил лишь ветер, и бурные волны,
Гребни высоко взметнув, хлынули внутрь корабля.
Все же Промаха судьба оказалась не столь злополучной:
Был он в земле погребен с жертвами должными. Всё
Это свершили родные, когда разъяренное море
Бросило тело его на расстилавшийся брег.
ТЕЛЛЕНУ
Эта могила Теллена. Под насыпью малою старец,
Первый умевший слагать песни смешные, лежит.
ЭПИТАФИЯ ТКАЧИХЕ
Часто и вечером поздним и утром ткачиха Платфида
Сон отгоняла от глаз, бодро с нуждою борясь.
С веретеном, своим другом, в руке иль за прялкою сидя,
Песни певала она, хоть и седа уж была.
Или за ткацким станком вплоть до самой зари суетилась,
Делу Афины служа, с помощью нежных Харит;
Иль на колене худом исхудалой рукою, бедняга,
Нитку сучила в уток. Восемь десятков годов
Прожила ткавшая так хорошо и искусно Платфида,
Прежде чем в путь отошла по ахеронтским волнам.
СМЕРТЬ СТАРОГО ГОРГА
«Как виноград на тычину, на этот свой посох дорожный
Я опираюсь. В Аид Смерть призывает меня.
Зова послушайся, Горг! Что за счастие лишних три года
Или четыре еще солнечным греться теплом?»
Так говорил, не тщеславясь, старик — и сложил с себя бремя
Долгих годов, и ушел в пройденный многими путь.
* * *
Не подвергай себя, смертный, невзгодам скитальческой жизни,
Вечно один на другой переменяя края.
Не подвергайся невзгодам скитанья, хотя бы и пусто
Было жилище твое, скуп на тепло твой очаг,
Хоть бы и скуден был хлеб твой ячменный, мука не из важных,
Тесто месилось рукой в камне долбленом, хотя б
К хлебу за трапезой бедной приправой единственной были
Тмин да полей у тебя, да горьковатая соль.
ГОМЕРУ
Звезды и даже Селены божественный лик затмевает
Огненный Гелий собой, правя по небу свой путь.
Так и толпа песнопевцев бледнеет, Гомер, пред тобою,
Самым блестящим огнем между светилами Муз.
КОЗЕЛ И ВИНОГРАД
Козий супруг, бородатый козел, забредя в виноградник,
Все до одной ощипал нежные ветви лозы.
Вдруг из земли ему голос послышался: «Режь, окаянный,
Режь челюстями и рви мой плодоносный побег!
Корень, сидящий в земле, даст по-прежнему сладостный нектар,
Чтоб возлиянье, козел, сделать над трупом твоим».
АФРОДИТА В СПАРТЕ
Молвил однажды Киприде Еврот: «Одевайся в доспехи
Или из Спарты уйди! — бредит наш город войной».
Но, усмехнувшись, сказала она: «Как была безоружной,
Так и останусь, а жить все-таки в Спарте хочу».
Нет у Киприды доспехов; бесстыдники лишь утверждают,
Не знатоки, будто здесь ходит богиня в броне.
* * *
Не изваял меня Мирон, неправда, — пригнавши из стада,
Где я паслась, привязал к каменной базе меня.