* * *
Дети — причина забот и особенно — если болеют,
А коль здоровы они, с ними не меньше хлопот.
В доброй жене есть отрада и прелесть. А злая супруга
Мужу несет своему полную горечи жизнь.
САТИРИЧЕСКИЕ ЭПИГРАММЫ
Лекарь Кратей и могильщик Дамон меж собой заключили,
Клятвой скрепив, договор. Вот и пустился Дамон
С тех, кого он хоронил, погребальные красть покрывала
И посылать на бинты другу Кратею затем.
А благодарный Кратей в ответ отправлял на кладбище,
Для погребения там, всех пациентов своих.
* * *
Статуя ритора это, а копия статуи — ритор.
Но почему? Он молчит. Значит, похож на нее.
* * *
Все уверяют — богач ты, а я утверждаю — ты беден.
Верь мне, Аполлофан; траты — вот признак богатств.
Если используешь ты свои средства — твои они, значит;
Если ж наследникам ты их бережешь — не твои.
* * *
Нам живописец прекрасно представил заплывшего жиром.
Но пропади он: теперь двое пред нами обжор.
Я славный победитель, Зевса сын, Геракл.
Отнюдь не Лукий я, но принужден быть им.
НА СТАТУЮ ИМПЕРАТОРА АНАСТАСИЯ НА «ЕВРИПЕ»[179]
1
Царь, погубивший весь мир, здесь тебе из железа воздвигли
Статую, ибо оно много дешевле, чем медь.
Вот тебе месть за убийство, за спесь, нищету и за голод:
Ими ты все погубил, алчности верен своей.
2
Рядом со Скиллой Харибду ужасную здесь водрузили —
То Анастасий стоит, бесчеловечен и лют.
Бойся же, Скилла, и ты, как бы он не пожрал тебя. Может
Медного демона он перечеканить в гроши.
* * *
Ты и свихнулся, и ногу свихнул. Ведь поистине верно:
Что у природы внутри, то и снаружи у ней.
НА ПЬЮЩУЮ ЖЕНЩИНУ
— Мама, никак ты вино любишь больше, чем сына родного?
Дай-ка вина — ты меня молоком поила недавно.
— В прошлом, мой сын, утоляло мое молоко твою жажду;
Ныне поди-ка водой утолить свою жажду попробуй.
НА СЛИШКОМ ГОРЯЧИЕ БАНИ
Бани такие не банями звать, а костром подобает,
Тем, на котором Пелид сына Менетия сжег.
Или Медеи венцом, что эринией был изготовлен
В спальне у Главки, увы, из-за тебя, Эсонид.
О, пощади меня, банщик, спаси ради Зевса! Могу я
Все описать, и людей, да и бессмертных дела.
Если ж ты множество жизней спалить человеческих вздумал,
Сделай костер дровяной, а не из камня, палач!
* * *
Деньги у шлюх — мне на это плевать. О несчастное злато!
Возненавидь же меня, если ты жалуешь их.
НА СТАРУХУ, КОТОРАЯ ПРЕСЛЕДУЕТ ЮНОШУ
Дерево гни по себе, о Менестион; я же не в силах
Вынести старых морщин груди увядшей твоей.
Юноша я, и плодов ищу я свежих и юных;
Белых, поверь мне, ворон ты не найдешь никогда.
* * *
Знай, Плакиан, и усвой, что любую старуху с деньгами
Только и можно назвать гробом, а больше ничем.
* * *
Боги флейтисту ума не вдохнули, но вот заиграл он —
Вместе с дыханием ум так и летит из него.
* * *
Кто же похитил Меркурия-вора? Вот был необуздан
Тот, кто владыку воров, взявши, с собою унес!
* * *
Аспида, жабу, змею избегай ты и лаодикейцев,
Бешеных псов и опять лаодикейцев беги.
НА НЕКОЕГО, ПРИБЫВШЕГО В АФИНЫ И ДЕРЖАВШЕГО СЕБЯ ГРУБО
Вовсе не варваров землю увидя, но землю Эллады,
Сделался варваром ты и на словах и в душе.
НА ВОЛА И КОЗЛА, ИЗВАЯННЫХ НА СЕРЕБРЯНОЙ ДОЩЕЧКЕ
— Ты что же, вол, не пашешь, борозду забыв,
Но, как крестьянин пьяный, развалился здесь?
А ты зачем пастись не убежишь, козел,
Но здесь изображенным в серебре застыл?
— Стою я, уличая в праздности тебя.
вернуться
178
«Я славный победитель…» Эта поздняя эпиграмма имеет в Антологии заголовок: «На храм Геракла, ставший храмом святого Лукия». По мнению других исследователей, она относится к императору Коммоду (180–192 н. э.), который, приставив к статуе Геракла изображение собственной головы, приказал начертать «Лукий Коммод Геркулес».
вернуться
179
«На статую императора Анастасия на „Еврипе“». Император Анастасий (491–518 н. э.), отличаясь невероятной жадностью, довел своих подданных до нищеты.