Битва при Амфиполе нанесла тяжелый удар военной партии в Афинах. Мало того, что она лишилась своего вождя Клеона, единственного действительно способного человека, который был в ее рядах; гораздо важнее было то, что на памяти Клеона тяготела вся ответственность за неудавшийся фракийский поход. Таким образом, управление государством естественно должно было перейти к Никию, и он мог теперь беспрепятственно стремиться к той цели, к которой он был так близок уже два года назад. Ведь сам его противник доказал, что при теперешних условиях силою оружия ничего нельзя сделать во Фракии и что возвращение Амфиполя может быть достигнуто только путем примирения со Спартой.
В Спарте также имели полное основание желать мира. В среде пелопоннесских союзников начали обнаруживаться опасные симптомы. Мантинея распространила свое господство на южные области Аркадии до лаконской границы и при этом вступила в войну с Тегеей; кровопролитное сражение, происшедшее между ними зимой 423 г., не привело ни к какому результату. Необходимо было водворить здесь порядок и вернуть Мантинею в ее прежние границы. Кроме того, Спарта находилась в натянутых отношениях с элейцами из-за того, что спартанцы во время одного спора между Элидой и подвластным ей городом Лепреем приняли сторону последнего и послали для его защиты Лакедемонский гарнизон. Все это было бы не очень важно, если бы тридцатилетнее перемирие с Аргосом не приближалось теперь к концу; а Аргос требовал, в награду за возобновление договора, возвращения Кинурии, которая сто лет назад была отнята у него Спартой. Последняя, конечно, не могла согласиться на это требование; поэтому было чрезвычайно важно прийти к соглашению с Афинами раньше, чем начнется война с Аргосом. К этому присоединялось еще желание освободить сфактерийских пленников.
Правда, теперь, после побед при Делие и Амфиполе, спартанцы отнюдь не были склонны купить мир ценой значительных уступок. Возвращение к тому положению, в котором обе стороны находились до войны, было крайним условием, на которое они готовы были согласиться, и так как именно теперь решительный успех был на стороне пелопоннесского оружия, то это была во всяком случае уже крупная уступка. Ведь заключить мир на таких условиях значило для Спарты отказаться от той смелой программы, с которой она десять лет назад начала войну,— освобождения эллинов от афинского господства. Более того: Спарта обязывалась этим выдать Афинам те эллинские города, которые, доверяя спартанской клятве, решились отпасть и примкнуть к Пелопоннесскому союзу.
Таким образом, враждебные действия были приостановлены и переговоры снова начались. Но, несмотря на доброе желание обоих правительств, к концу зимы мир еще не был заключен. Наконец, весной лакедемоняне поставили ультиматум и, чтобы придать ему больше силы, приказали в то же время союзникам готовиться к походу в Аттику. Эта мера подействовала: Никий принял условия лакедемонян, Совет и народ дали свою ратификацию. 25 или 26 элафеболия (в апреле) 421 г. заключен был мир или, как говорили греки, перемирие на 50 лет между афинянами и лакедемонянами и их обоюдными союзниками.
В основу мира положено было возвращение к тому территориальному положению, которое обе воюющие стороны занимали до начала войны. В силу этого соглашения афиняне должны были возвратить Пилос и Киферу, а лакедемоняне — Амфиполь. Скиона, которая все еще держалась, была предоставлена мести афинян, и только для Пелопоннесского гарнизона было выговорено свободное отступление. В вознаграждение за Платею, которую беотийцы отказались вернуть, афиняне должны были удержать Нисею. Халкидские города, которые отпали от Афин до заключения перемирия — во время потидейского восстания или позднее, во время похода Брасида, и еще не были опять покорены: Олинф, Аканф, Стагира, Аргил, Стол, Спартол, Сана и Синг, — сохраняли свою независимость, но обязывались платить Афинам дань, установленную некогда Аристидом. Наконец, обе стороны должны были обменяться пленниками.