Второй великий трагик, Софокл (ок. 496—406 гг.), из предместья Колона, жил в эпоху Перикла, с которым он сам находился в близких отношениях. Он первый уделяет должное место действию на счет хора; с неподражаемым искусством он умеет завязать драматический узел и развязать его без натяжек. Его действующие лица уже не герои, а люди; но, по собственному выражению поэта, это не такие люди, какими они бывают в действительности, а какими они должны быть, — совершенные образцы добродетели или совершенные злодеи, поскольку это допускало содержание мифа. Кто смотрел его пьесы, тот не имел надобности особенно напрягать свою мысль и возвращался домой с сознанием, что провел день с большим удовольствием. Таким образом, как поэт он приходился по душе и образованным, и необразованным людям; еще молодым человеком он вытеснил Эсхила из расположения публики, и пока он был жив, никто не сумел затмить его. Но потомство было отчасти другого мнения — и с полным правом: как велик ни был Софокл, за ним следовал еще более великий поэт.
Еврипид (ок. 480—406 гг.) — последний в блестящем трехзвездии аттических трагиков. Хотя он был моложе Софокла менее чем на двадцать лет и умер в один год с ним, однако он принадлежит к совсем иной эпохе: его уже захватило то умственное движение, которое во второй половине V столетия радикально преобразовало весь эллинский мир. Он первый в Афинах стал проповедовать со сцены идеи нового времени, точно так же, как он впервые воспользовался в своих пьесах художественными приемами только что нарождавшейся риторики, а для композиции лирических партий — музыкальными нововведениями дифирамбиков. В построении действия он, правда, уступает Софоклу; зато он значительно превосходит его в обрисовке характеров. Вместо героев и идеальных личностей он вывел на сцену живых людей и первый воспользовался, как сюжетом для драмы, любовью. Поэтому его действующие лица возбуждают в нас гораздо более глубокое участие, чем действующие лица Эсхила или Софокла. Правда, чувства его персонажей иногда совершенно противоречат героической маске, в которую автор, по обычаю той эпохи, принужден был нарядить их. Комедия, конечно, подметила и осмеяла это противоречие; и вообще Еврипид не избег той участи, которая постигает почти всех новаторов, — участи не быть понятым большинством своих современников. Всю жизнь приходилось ему бороться с самыми ожесточенными нападками; на его долю выпали лишь немногие первые награды, и даже такое образцовое произведение, как „Медея", не было оценено по достоинству. Но именно эти беспрестанные нападки комедии показывают, как хорошо вся образованная публика знала драмы Еврипида. Комедии Аристофана полны скрытых намеков на отдельные стихи Еврипида; следовательно, поэт был уверен в том, что его слушатели поймут эти намеки, — конечно, за исключением черни, которая занимала большую часть мест в театре. И сам Аристофан, никогда не упускавший благодарной темы — посмешить толпу на счет Еврипида, находится, однако, всецело под его влиянием. Точно так же трагики конца V столетия, как Агафон и Критий, были ревностными последователями направления, созданного Еврипидом, и оно осталось господствующим в греческой трагедии на все позднейшее время. Пьесы самого Еврипида удержались на сцене еще в течение многих веков; да и до нас дошло от него больше, чем от всех остальных трагиков вместе. Кроме Гомера, ни один греческий поэт не имел такого сильного влияния на потомство, как Еврипид.
Из того же корня, из которого развилась трагедия, и в одно время с нею, возникла комедия, „песнь веселых кутил" Она была продуктом столичной жизни, сосредоточившейся после Персидских войн в Афинах и Сиракузах. А так как Сиракузы стали большим городом еще несколько раньше, чем Афины, то там прежде всего комедия и достигла художественного развития. Ее основатель, Эпихарм, родившийся в сицилийской Мегаре, должен был, после разрушения последней Гелоном, переселиться вместе со своими согражданами в Сиракузы, где он получил права гражданства. Начало его поэтической деятельности относится к царствованию Гиерона; но так как он умер, по преданию, девяноста лет от роду, то он дожил, вероятно, еще до эпохи Пелопоннесской войны. Платон называет его величайшим комическим поэтом Греции и ставит наряду с Гомером; и еще мы в немногих дошедших до нас отрывках удивляемся обилию глубокомысленных изречений, хотя о достоинстве его драм, как цельных произведений, мы не в состоянии судить. Так как при Гиероне свобода слова в Сиракузах была стеснена, то Эпихарм принужден был отказаться от политических сюжетов и обратиться к комедии нравов; раз избранному направлению он остался верен и позднее, во время демократического правления. При этом он охотнее всего разрабатывал философские проблемы, подобно своему младшему современнику Еврипиду.