Уже софисты теоретически разрабатывали военное искусство; но лишь Ксенофонт дал своим соотечественникам первое руководство военной науки, в форме исторического романа, содержащего жизнеописание старшего Кира. „Анабасис" Ксенофонта также представляет собою не столько историческое повествование, сколько военно-научный трактат. Недолго спустя, около 350 г., тактик Эней, других сочинений которого мы не знаем, написал систематическое сочинение о военном искусстве; оно читалось долгое время, и еще Кинеас, министр царя Пирра, составил извлечение из него, да и до нас дошла еще часть этого трактата.
Развитие военного искусства, разумеется, не могло не повлиять коренным образом на политику. Еще Перикл мог быть одновременно и государственным деятелем, и полководцем; но уже при его ближайших преемниках эти функции сделались несовместимыми. Это понял уже Клеон; он стремился исключительно к руководству внутренней и внешней политикой, и только стечение обстоятельств, совершенно против его воли, заставляло его выступать в роли полководца. Поколением позднее развитие военного искусства достигло такого высокого уровня, что человек, не обладавший специальными знаниями в этой области, не мог уже и думать о том, чтобы стать во главе войска. Агиррий был в Афинах, вероятно, последним неспециалистом военного дела, который пытался руководить военной кампанией в качестве главнокомандующего; Каллистрат, хотя еще и носил звание стратега, занимался только административными делами, связанными с этой должностью, и только один раз, вместе с Ификратом и по его желанию, принял участие в походе. Из афинских государственных деятелей позднейшего времени большинство, как Эвбул, Демосфен, Ликург, Гиперид, даже не добивались звания стратега. Правда, профессиональный полководец и теперь еще мог играть политическую роль, в особенности если за ним числились крупные военные успехи; но обыкновенно опыт показывал ему, что гораздо легче иметь дело с наемниками, чем с Советом и Народным собранием. Даже таким людям, как Ификрат и Тимофей, никогда не удавалось занять или по крайней мере удерживать за собою первое место в государстве. Таким образом, карьеры военачальника и политика разделились; оба они зависели друг от друга, но, как обыкновенно бывает, ни один не мог угодить другому, и благодаря этому между ораторской кафедрой и главным штабом возникла оппозиция, имевшая часто гибельные последствия для греческих республик этого времени. Эпаминонду в Фивах приходилось не меньше страдать от этой оппозиции, чем Ификрату и Тимофею в Афинах.
Неудобства такого положения вещей чувствовались очень сильно. Демосфен не раз высказывался, что тайна успехов Филиппа в значительной степени кроется в том, что он сам был своим полководцем и министром и благодаря этому мог без всякой помехи принимать решения и приводить их в исполнение, причем ему не было надобности сообразоваться с какими-либо конституционными формальностями и нечего было опасаться, что неспособные генералы, осуществляя его планы, исказят их. Чем менее республиканский строй, — в виде ли демократии или олигархии — оказывался пригодным как для защиты государства извне, так и для поддержания порядка внутри, тем более мыслящие люди должны были приходить к сознанию, что только монархия может исцелить те язвы, которые истощали силы нации. Именно это убеждение привело Платона в Сицилию ко двору Дионисия, именно оно побуждало Исократа призывать к осуществлению своих национальных планов последовательно всех выдающихся государей своего времени — Ясона, Дионисия, Архидама, Филиппа. Его „Никокл" есть попытка расположить общественное мнение в пользу монархии. Около того же времени Ксенофонт в своей „Киропедии" показал нации идеальный образ не только полководца, но и государя; в своем „Гиероне" он указывает средства, которыми человек, достигнувший трона даже путем насильственного переворота, может приобрести любовь народа. Аристотель также считает монархию теоретически наилучшею формой правления, — правда, лишь при идеальном государе.