Под влиянием этих событий общественное мнение все более склонялось в пользу соглашения с Филиппом. Последний также желал положить конец войне. Если ему и нечего было опасаться, чтобы Афины причинили какой-нибудь ущерб его государству, то и он, со своей стороны, не был в состоянии наносить врагу решительные удары. Ибо Афины располагали приблизительно 350 триерами, тогда как Филипп, хотя в последние годы и приступил к созданию флота, еще мало успел подвинуть это дело вперед; его небольшой флот мог время от времени предпринимать удачные нападения, но должен был остерегаться вступать в открытое сражение с афинянами. Таким образом, Филипп был столь же бессилен против афинского флота, как афиняне — против македонского сухопутного войска; а о сухопутном походе в Аттику нечего было и думать, пока Фокида не была покорена. Притом интересы Филиппа требовали вовсе не уничтожения Афинской державы, а, наоборот, установления добрых отношений и по возможности заключения союза с прежним врагом, потому что Филипп, без сомнения, уже теперь лелеял в уме те великие планы, которые позднее были осуществлены им самим и его сыном Александром, — план объединения Греции под главенством Македонии и завоевания Персидского царства. А необходимым условием для достижения обеих этих целей было владычество на море, которое в свою очередь могло быть достигнуто лишь путем союза между Македонией и Афинами. Этой цели македонская политика не упускала из виду вплоть до той минуты, когда персидская монархия была сокрушена.
Еще до падения Олинфа Филипп через посредство своих эвбейских союзников предложил Афинам мир; но в то время переговоры остались безуспешными. После победы он снова сделал попытку сблизиться с Афинами, и на этот раз здесь не отвергли протянутой руки. Особенно усердно хлопотал о мире Демосфен, который в середине лета 347 г. вступил в совет и теперь, вместе со своими друзьями Филократом из Гагна и Тимархом из Сфетта, пользовался в Совете руководящим влиянием. Наконец в начале 346 г. все формальности были улажены, и афинское посольство отправилось в Македонию. В числе послов находились сам Демосфен и Филократ, затем Эсхин из Кофокид, младший друг Эвбула, вследствие своего выдающегося ораторского таланта казавшийся особенно пригодным для роли посла (выше, с.253).
Филипп с почетом принял послов, но с первой же минуты ясно дал им понять, что о возвращении Амфиполя не может быть речи. Тем большую уступчивость обнаружил он по остальным пунктам. Он предложил афинянам союз и в награду за последний обещал доставить им крупные выгоды. Фокейский вопрос он предложил решить по соглашению обеих держав. Во Фракии Филипп, правда, сохранял за собою свободу действий, но обещал не трогать афинских владений на Херсонесе. При этом он рассчитанной ласковостью обращения сумел вполне расположить в свою пользу послов, а его могучая личность произвела на них глубокое впечатление, от которого не мог отделаться даже сам Демосфен.
Итак, послы, недолго пробыв в Пелле, уехали обратно, вполне довольные результатом переговоров. Почти непосредственно вслед за ними отправилось в Афины македонское посольство, чтобы там окончательно заключить мир; во главе его стояли первые сановники государства, Антипатр и Парменион. Условия мира, предложенные ими афинянам, конечно, совпадали с теми, которые Филипп поставил в Пелле и на которые в принципе согласились афинские послы. В этом смысле Филократ и выработал текст договора, содержавший следующие пункты: мир между Афинами и Филиппом и их обоюдными союзниками на условии сохранения каждою из сторон ее наличных владений, т.е. со стороны Афин — отказ от Амфиполя и Потидеи, — заключение оборонительного союза, которым обе стороны гарантировали друг другу целость владений, затем ряд постановлений о свободе торговых сношений и об искоренении морского разбоя. Фокида и Галос в Фессалии были категорически, Керсоблепт — молчаливым соглашением — исключены из договора.
Проект Филократа в совете прошел без сопротивления; тем более сильную оппозицию встретил он в Народном собрании. Народу постоянно старались внушить, что Филипп всеми своими успехами обязан исключительно измене, что его видимое могущество внутри гнило, что он гораздо более нуждается в мире, чем Афины; можно ли было после этого удивляться, если народ отказывался понять, почему теперь хотят купить мир ценою таких жертв? Но послы Филиппа оставались непреклонны и, когда, наконец, выступил Эвбул и предложил народу на выбор — либо отказаться от сумм, предназначенных на празднества, платить подати и сесть на корабли, либо принять мир, — оппозиция умолкла. Единственное, чего ей удалось добиться, было уничтожение пункта, касавшегося Фокиды; эта поправка ни к чему не обязывала Филиппа, так как фокейцы в государственно-правовом смысле не были союзниками Афин, но зато открывала широкое поприще для позднейших разногласий. Сделанная еще в последнюю минуту попытка включить в договор Керсоблепта Фракийского, как союзника Афин, была отклонена Демосфеном. Таким образом, 19 элафеболиона (приблизительно в конце марта) 346 г. договор был принят народом и в ближайшие дни клятвенно подтвержден афинскими властями и представителями Союзного совета. Четырнадцать дней спустя, 3 мунихиона (в апреле) то же посольство, которое вело в Пелле предварительные переговоры о мире, вторично отправилось в Македонию, чтобы принять присягу царя и его союзников на соблюдение договора.