В Сиракузах весть об этих событиях вызвала бурю негодования. Одно из двух: или Дафней и его товарищи по должности были предатели, или они были лишены всяких военных способностей; и в том, и в другом случае необходимо было переменить главнокомандующих. Теперь снова выступила на сцену партия Гермократа; во главе ее стали двое из наиболее знатных граждан, Гиппарин и Филист, и молодой офицер Дионисий, который блестяще отличился в сражениях при Акраганте и благодаря этому пользовался большой популярностью. Последнюю усиливало еще то, что он по происхождению принадлежал к среднему сословию; потому что в Сиракузах, как и в Афинах, несмотря на демократическое устройство, должности высших военачальников фактически составляли монополию богатейших и знатнейших родов. Поэтому Дионисий имел полный успех, когда выступил в Народном собрании и обвинил стратегов в измене; по его предложению они были отрешены от должности и на их место избраны новые командиры, в том числе и сам Дионисий. Далее, он добился того, что ввиду страшной опасности, грозившей государству, изгнанники были возвращены; эта мера прежде всего пришлась на руку бежавшим единомышленникам Гермократа и доставила Дионисию большое количество преданных приверженцев. Затем он отправился в Гелу, где вмешался во внутреннюю распрю, став на сторону демоса против достаточных классов; по его настоянию много знатных граждан было приговорено к смерти, а имущество их конфисковано. Этот поступок, конечно, возвысил авторитет Дионисия в глазах сиракузской толпы; казалось, она нашла, наконец, человека, который в состоянии спасти государство. Дионисий не замедлил воспользоваться этим благоприятным для него настроением; он затеял против своих товарищей по командованию ту же самую игру, которая ему только что так хорошо удалась против его начальников, и обвинил также их в том, что они подкуплены карфагенянами. Подобному обвинению, высказанному таким влиятельным человеком, был теперь в Сиракузах обеспечен успех; и даже те, кто не присоединял своего голоса к крикам об измене, не могли не согласиться с тем, что для спасения государства необходимо поручить главное начальство одному человеку. Еще не забыли, как некогда, во времена предков, Гелон в качестве неограниченного военачальника спас Сицилию от карфагенян. Таким образом, стратеги были отрешены от должности и Дионисию вверено единоличное командование армией.
Во время карфагенской осады акрагантинцы набрали отряд наемников в 1500 человек, который затем, после падения Акраганта, вступил в сиракузскую службу и в описываемое время стоял гарнизоном в Геле. Теперь Дионисий призвал этот отряд в Сиракузы и привлек его на свою сторону обещанием двойного жалованья; кроме того, он составил себе из надежных людей отряд телохранителей в 1000 человек. Опираясь на эти силы, он сбросил, наконец, маску, овладел арсеналом и захватил в свои руки всю правительственную власть. Город оставался спокойным, потому что всякое сопротивление было бы бесплодно, и, кроме того, ввиду страха перед карфагенянами, все остальное казалось неважным, только бы Сиракузы были спасены — все равно, кем и каким образом. Дионисий добился того, что оба его влиятельнейших противника, Дафней и Дамарх, были осуждены Народным собранием на смерть и казнены; сам он женился на дочери Гермократа и выдал свою сестру замуж за шурина Гермократа, Поликсена.
Карфагеняне выжидали в Акраганте исхода сиракузских волнений, потому что всякое наступательное движение с их стороны было бы только выгодно сиракузской военной партии. Лишь когда Дионисий был избран главнокомандующим, они тронулись с места и приступили, около середины лета 405 г., к осаде Гелы. Как и в предшествовавшем году, в Сиракузы собралась союзная армия сицилийских и италийских греков, командование которою на этот раз принял, разумеется, Дионисий. Однако исход дела оказался таким же, как при Акраганте; правда, и оборонительная позиция греков была гораздо хуже, чем там. Нападение Дионисия на карфагенский лагерь окончилось полной неудачей; долее невозможно было отстаивать Гелу, и не оставалось ничего другого, как очистить и этот город, и соседнюю Камарину, а жителей перевести в Сиракузы. Теперь в руках неприятеля было все южное побережье острова, и со дня на день можно было ждать осады самих Сиракуз.
Таким образом, и военная диктатура оказалась бессильной повернуть военное счастье. И это было вполне естественно; деморализация сиракузского войска достигла за время демократического правления таких размеров, что ее невозможно было искоренить сразу. Но эти события должны были тем сильнее поколебать положение Дионисия, чем больше надежд народ возлагал на его диктатуру. Во время отступления из Камарины в армии вспыхнул мятеж; сиракузские всадники, принадлежавшие к знатнейшим фамилиям города, поскакали в Сиракузы, где без сопротивления овладели арсеналом; дом правителя был разграблен, а его молодая жена подверглась таким жестоким насилиям, что последствием их была ее смерть. Затем всадники разошлись по своим домам, считая дело конченным. Но Дионисий бросился вслед за ними во главе своих верных наемников; в полночь он явился перед городом, выломал ворота и занял рынок; всадники оборонялись беспорядочно и в одиночку, и часть их была убита, часть изгнана из города. Теперь власть тирана была более упрочена, чем когда-либо.