В эпохи политических смут крайнее направление обыкновенно одерживает верх над более умеренным. Так случилось и здесь; Ферамен был мало-помалу устранен, и Критий взял в свои руки управление государством. В Афинах воцарился террор. Все выдающиеся люди, принадлежавшие к демократическому лагерю, были казнены, за исключением тех, которым удалось спастись бегством за границу; даже такой умеренный человек, как Никерат, сын полководца Никия, не избег смерти, потому что не согласился примкнуть к господствующей олигархии. Имущество осужденных и бежавших было, разумеется, конфисковано; некоторые попали в проскрипционные списки, по преданию, даже только из-за своего богатства. Это гонение не ограничилось одними гражданами; казнено было также много богатых метеков, и имущество их конфисковано, чтобы наполнить пустые кассы.
Ферамен тщетно пытался воспрепятствовать всему этому. Также безуспешны были его старания провести свою программу реформ; вместо того, чтобы дать полные права гражданства всем, кто был в состоянии служить в гоплитах, как предлагал Ферамен, — их предоставили только трем тыс. наиболее надежных граждан. И когда Ферамен и после этого продолжал свою оппозицию, полагаясь на свою популярность в среде зажиточных классов, Критий не задумался обвинить его перед Советом в измене олигархическому строю и потребовать смертного приговора. Правда, при этом обнаружилось, что большинство членов Совета все еще было на стороне Ферамена. Но Критий не остановился и перед крайним средством. Самовольно, с явным нарушением всех законных форм, он приказал своим клевретам схватить Ферамена и вести на казнь; и ни одна рука не поднялась против неслыханного насилия.
Внутри страны теперь, казалось, уже ничто не угрожало существованию олигархии; в Афинах царило гробовое спокойствие. Тем серьезнее была опасность со стороны многочисленных изгнанников. Важнейшим между ними в политическом отношении был Алкивиад, который после падения Афин более не чувствовал себя безопасным в своих замках на Геллеспонте и бежал к Фарнабазу. Как ни близок был в прежнее время Критий к Алкивиаду, теперь он в возвращении своего старого друга видел — и совершенно справедливо — опасность для существования олигархии; поэтому он издал декрет об изгнании Алкивиада и через Лисандра добился того, что Фарнабаз приказал умертвить своего гостя (осень 404 г.).
Что касается остальных изгнанников, то правительство добилось от эфоров декрета, в силу которого они на всем протяжении спартанского государства должны были быть передаваемы в руки афинского правительства; для враждебных Спарте государств, как Аргос, этот указ послужил, разумеется, только лишним стимулом принять изгнанников с распростертыми объятиями. Беотия, которую начинало беспокоить грозное могущество Спарты, также давала у себя верное убежище бежавшим демократам, а находившиеся под беотийским влиянием общины Мегара и Халкида следовали ее примеру, Фивы сделались даже как бы главной квартирой аттических эмигрантов; фиванское правительство втайне оказывало всяческое содействие их приготовлениям к вооруженному возвращению на родину.
Раздор в среде олигархических правителей должен был оживить надежды эмигрантов. Своим поступком по отношению к Ферамену Критий оттолкнул от себя умеренные элементы своей собственной партии; и чем более усиливался террор в Афинах, тем больше успеха обещала попытка восстановить демократию силою оружия. Итак, решено было рискнуть. Во главе заговора стал Фрасибул из Стеирии, самый влиятельный из бежавших демократов, который когда-то руководил в Самосе движением против олигархии Четырехсот и затем, вместе с Алкивиадом, в течение пяти лет командовал афинским флотом. Еще поздней осенью 404 г. он с 70 спутниками перешел границу Аттики и занял заброшенную горную крепость Филу, на лесистых предгорьях Парнета. Атака, произведенная олигархами на эту укрепленную позицию, была отбита без большого труда, и теперь к Фрасибулу быстро стали стекаться добровольцы. Вскоре он почувствовал себя достаточно сильным, чтобы в свою очередь перейти в наступление; неожиданным нападением он обратил в бегство спартанский гарнизон Афин, выступивший против него, причем спартанцы понесли значительный урон. Затем Фрасибул со своим отрядом, возросшим уже до тысячи человек, смело подошел ночью к Пирею и укрепился на холме Мунихии, который в стратегическом отношении господствовал над портом. Нападение, которое со всеми своими силами произвели тираны на позицию демократов, повело только к новому поражению; сам Критий, мужественно сражаясь, пал в этой битве.