Этим Лисандр отчасти вернул себе свое утраченное положение в государстве. По преданию, он замышлял коренное преобразование государственного строя; и в самом деле, для государственного деятеля столь проницательного, как Лисандр, не могло подлежать сомнению, что политическое устройство Спарты настойчиво нуждается в реформе. Дело в том, что гражданское население Спарты само по себе составляло лишь ничтожное меньшинство среди общего населения Лаконии; кроме того, из самих граждан приблизительно половина настолько обеднела, что не была в состоянии вносить свою долю на общественные обеды и поэтому была исключена из числа полноправных граждан. Это унижение было тем обиднее, что именно непривилегированным сословиям государство было обязано своим настоящим могуществом, потому что, с тех пор как Спарта сделалась морскою державою и приобрела заморские колонии, она принуждена была привлекать на военную службу все больше и больше илотов. Иностранные гарнизоны и экипажи флота состояли большею частью из таких вольноотпущенных крепостных, „неодамодов", как их называли; полноправных граждан едва хватало на пополнение корпуса офицеров. Какою опасностью грозило Спарте такое положение дел, в этом убедилась вся Эллада после битвы при Левктрах. Конституция также далеко не соответствовала тем требованиям, какие предъявляла к государству его гегемония в Греции. Наследственное, ограниченное эфоратом двоевластие представляло все невыгоды монархии, не возмещая их единством правления и постоянством политики. Неспособный царь был и в Спарте того времени еще достаточно силен, чтобы не допускать полезных мероприятий или искажать их в применении; а если на трон всходил способный человек, он оказывался связанным по рукам и ногам. Великую услугу оказал бы Спарте тот, кто изменил бы эти условия и уничтожил бы отжившие порядки. Но эта задача была не по силам даже такому человеку, как Лисандр; и если он действительно носился с такими планами, то он не сделал ни одного шага для их осуществления. Должно было пройти еще почти два века, неурядица должна была сделаться невыносимою, прежде чем удалось преобразовать спартанскую конституцию. Но тогда реформа не спасла уже ни Спарты, ни Эллады.
Но если Лисандр не решился произвести реформу, зато в низших слоях общества не было недостатка в людях, которые готовы были произвести переворот насильственным путем. Во главе их стал Кинадон, молодой спартиат из бедного класса, который, сознавая свои военные способности, с раздражением переносил свое подчиненное положение. Но заговор был открыт эфорам, и Кинадон со многими из его главных приверженцев были казнены (399 г.). Строго военная организация спартанского государства и в этот раз справилась с грозившею ей опасностью.
Между тем, еще во время Элейской войны, отношения Спарты к Персии приняли такой оборот, в сравнении с которым все другие интересы отошли на задний план. Договор, заключенный зимою 412/411 г. между пелопоннесцами, с одной стороны, Тиссаферном и Фарнабазом, с другой, заключал в себе, по вопросу о разграничении владений обеих сторон, лишь совершенно общие определения, которые допускали самые произвольные толкования и давали повод к бесконечным спорам (выше, с.44 и след.). Когда летом 407 г. сардская сатрапия перешла к Киру, заключен был, по-видимому, новый договор, которым категорически признавалось персидское господство над городами Ионии; впрочем, фактически города и теперь оставались во власти лакедемонских навархов.
Спустя два года, летом 405 г., Кир за самовластный образ действий был отозван к царскому двору; перед отъездом он санкционировал установившееся положение вещей и поручил Лисандру управление ионийскими городами. В следующем году умер царь Дарий II, оставив трон своему старшему сыну Артаксерксу II. Тщетно пыталась царица Парисатида доставить престол своему любимцу Киру, Артаксеркс даже намеревался казнить брата, как это было в обыкновении у персов при спорах о престолонаследии. Но мольбы матери спасли Кира от смерти; мало того, Артаксеркс даже согласился снова вернуть брату его малоазиатскую сатрапию. Ему скоро пришлось раскаяться в своей уступчивости.
Ибо чувство благодарности было так же чуждо Киру, как и чувство верности по отношению к главе своего дома. Тотчас по возвращении в свою сатрапию он начал готовиться к походу против брата; при этом он мог рассчитывать на поддержку Спарты, которой он оказал такие важные услуги в ее войне с Афинами. Действительно, спартанцы немедленно отозвали свои гарнизоны из городов ионийского побережья и передали эти пункты Киру, хотя царь распорядился причислить Ионию к сатрапии Тиссаферна; предлогом к этой мере послужило желание населения подчиняться лучше Киру, чем Тиссаферну. Только Милет был с помощью демократической партии взят Тиссаферном, который затем изгнал из города вожаков олигархической партии. Изгнанники бежали к Киру; он отправил войско и эскадру против Милета, приказав обложить город с суши и с моря (402 г.). Война с Тиссаферном давала Киру желанный предлог вербовать многочисленных наемников по всей Греции. При дворах малоазиатских сатрапов давно были убеждены в безусловном превосходстве греческих гоплитов над азиатской пехотой; поэтому Кир решил собрать возможно более многочисленное греческое наемное войско, чтобы при его помощи свергнуть своего брата Артаксеркса. Людей, готовых вступить к нему на службу, было теперь, когда в Греции царил мир, более чем достаточно; а Кир был настолько богат, что мог платить щедро. Таким образом, собрано было наемное войско, равного которому по численности мир еще не видел. Весною 401 г. Кир имел возможность выступить в поход против Артаксеркса во главе 9—10 тыс. гоплитов и свыше 2 тыс. пелтастов.