Несомненно, что греки в северо-западную часть Черного моря проникали используя морской путь от Босфора вдоль фракийского побережья, где постепенно возник целый ряд греческих поселений, к устьям больших рек — Дуная, Днестра, Буга, Днепра[101]. Дальнейшие пути в глубь страны шли прежде всего по этим рекам. В их устьях как раз и были основаны ранние греческие поселения: Истр в устье Дуная, Тира на Днестре и Борисфен (Березань — Ольвия) в Бугско-Днепровском лимане.
Выше мы видели, что этот морской каботажный путь был, по-видимому, известен еще задолго до греков и что как в районе Тираса, так и в особенности в районе бугско-днепровского устья издавна сосредоточивались импортные предметы южного и юго-западного происхождения. К сожалению, как уже отмечено выше, мы пока еще не знаем мест поселений прибрежных племен непосредственно предгреческого периода и не можем поэтому сказать, возникли ли греческие поселения на новых местах или путем использования уже существовавших местных центров, местных поселений, например, в их непосредственном соседстве. Однако то обстоятельство, что в источниках мы имеем термин «эмпорий борисфенитов» или «торжище борисфенитов», позволяет считать, что в известной мере более ранние пункты обмена, несомненно, использовались греками[102].
Что местное население очень рано стало играть в какой-то мере активную роль в жизни греческих городов, видно хотя бы из факта наличия в раннем ольвийском некрополе, начиная с середины VI в., целого ряда скорченных погребений. Несмотря на невыясненность социальной роли соответствующей группы городского населения в ранней Ольвии, все же погребения эти свидетельствуют о наличии в городе не только греческого, но и местного, «скифского» населения, т. е. об известном сожительстве двух элементов в одном поселении. Со временем количество скорченных погребений в некрополе сокращается и они совсем исчезают. При оценке этого изменения следует, однако, иметь в виду, что обряд погребения в скорченном положении выходит из употребления у скифского населения степей именно в V–IV вв. Таким образом, сокращение этих погребений само по себе не говорит еще ни о слиянии местных элементов в населении города с греками, ни тем более о количественном сокращении этого элемента в составе населения.
Вторая группа упомянутых выше греческих привозных предметов VII в. связана с восточным морским путем. Обнаружение этих предметов в окрестностях Керчи и в двух пунктах в глубине бассейна Дона свидетельствует о том, что и здесь, на востоке, греческие мореходы и торговцы еще в конце VII и в самом начале VI вв. нашли возможности для сбыта своих товаров. Разница по сравнению с западным районом была только в том, что здесь вплоть до начала VI в. не возникло ни одного постоянного греческого поселения и что период доколониальной торговли здесь соответственно продолжался до более позднего времени.
Направление морского пути, который был использован этими первыми греческими мореходами, нам пока остается неясным.
Недавно М. И. Ростовцев высказал предположение, что в ионийской традиции о Скифии имеется две струи, одна из которых, представленная в дошедших до нас источниках у Геродота и псевдо-Гиппократа, отражает знакомство с западной Скифией и оставляет без внимания район Боспора и Кавказское побережье, тогда как у Гекатея отражено знакомство именно с областью Боспора и с восточной (азиатской, по греческой терминологии) частью Скифии[103].
Гипотеза М. И. Ростовцева, высказанная в слишком категорической форме, так как Геродот, несомненно, знает восточную часть северного Причерноморья и не говорит о ней подробно потому, что она не имеет отношения к его основной теме — походу Дария в Скифию, требует еще тщательной проверки. Объяснить такое состояние традиции можно было бы только тем обстоятельством, что греческие города северо-западного Причерноморья и района Киммерийского Боспора в VI–V вв. находились не на одном, а на разных путях. Однако, независимо от решения вопроса об ионийской традиции, приведенные нами факты говорят о том, что как для бронзового века, так и для следующего периода доколониальной торговли греков нельзя допустить использование лишь одного пути вдоль всего побережья, будь то со стороны Фракии или со стороны Малой Азии, по которому достигали как устьев Днепра, так и области Боспора.
Во всяком случае, в этот последний район греки проникли иным путем, чем в район Борисфена.
Учитывать приходится три возможности: во-первых путь вдоль Кавказского побережья, от милетской Синопы и ее дочерней колонии Трапезунда до Боспора Киммерийского. В пользу такого пути можно было бы привести целый ряд соображений, в том числе, может быть, и ту особо тесную связь районов как Керченского пролива, так и Синопы, с Киммерийцами, которая отражена греческой традицией.
Второй возможный путь мог проходить открытым морем от малоазийских берегов в районе Синопы или позднейшей, основанной в середине VI в. (559 г. до х. э.). дорической Гераклеи Понтийской (теперь Ерегли) непосредственно к крымскому берегу.
Наконец, третий путь мог проходить вдоль фракийского побережья, затем, оставляя в стороне северо-западную часть Черного моря с Тирасом и Борисфеном, открытым морем к крымскому берегу (быть может в районе Гераклейского полуострова) и далее вдоль южного берега Крыма до Керченского пролива[104].
Отдать предпочтение какому-либо из этих трех направлений при современном состоянии наших знаний не представляется возможным. Что касается последних двух, то мы для рассматриваемого времени, по-видимому, уже можем — допустить использование открытых морских путей в таком замкнутом и относительно небольшом морском бассейне, каким является Черное море. В пользу такого допущения говорит и отсутствие в известных на сегодняшний день материалах каких бы то ни было греческих изделий раннего времени (VII–VI вв.) на всем протяжении побережья от низовьев Днепра до области Боспора Киммерийского, с одной стороны, и, по-видимому, также от последней до района Трапезунда — с другой.
Как бы то ни было, этими восточными путями греки еще в конце VII в. стали достигать района Боспора Киммерийского, а отсюда по Азовскому морю проникали и в устья Танаиса (Дона), если только находки в Криворожье и в Хоперском округе не свидетельствуют об использовании сухопутного пути из района Днепровского лимана и Березани на северо-восток, засвидетельствованного в более позднее время в рассказе Геродота (IV, 17–27).
Время основания греческих колоний в восточном Крыму и на Тамани для нас во многих случаях еще неясно, но мы пока нигде не имеем каких бы то ни было доказательств в пользу их возникновения в VII в. Даже Пантикапей, основание которого относили к концу VII — началу VI вв., не дал пока никаких материалов, подтверждающих такую раннюю дату, за исключением упомянутого выше погребения на Темир-Горе, несомненно не связанного с городом[105].
Самые ранние, притом единичные, находки в Пантикапее лишь немногим старше середины VI в. В Нимфее наиболее ранние остатки греческого поселения относятся к середине VI в.[106]
На Таманском полуострове количество ранних находок, еще первой половины VI в. больше, чем в районе Керчи. К их числу относится и известное, вероятно, местное, погребение с родосской энохоей начала VI в., случайно обнаруженное в 1913 г. в районе Цукурского лимана, где не известно ранних греческих поселений[107].
Из греческих городов Тамани наиболее ранний материал дало городище на месте Таманской станицы, может быть соответствующее древней Гермонассе, где особенно интересен ранний греческий могильник, примерно середины VI в., обнаруженный в 1925–1926 и исследованный в 1931 гг.[108]
Только во второй половине VI в. и в его конце мы в районе Боспора видим иную картину, определяемую наличием уже целого ряда греческих колоний и широким проникновением греческих предметов во все поселения Керченского и Таманского полуостровов. В это время существуют не только Пантикапей, но и Феодосия, Нимфей, Мирмекий и Тиритака на крымском берегу. На Тамани находки VI в. представлены в целом ряде поселений, в том числе в Фанагории[109], в Тамани (Гермонассе?)[110] и в ряде других мест[111]. По-видимому, в это же время возникает и Горгиппия на месте современной Анапы.
101
101 Последняя работа на эту тему: С. А. Семенов-Зусер, Торговый путь к Ольвии, Западное побережье Черного моря. Ученые записки Харьковского Гос. университета, № 19, 1940, мне осталась недоступной.
102
102 C. А. Жебелев в статье „Счастливые города", Изв. ГАИМК, вып. 100, 1933, стр.352–362, на основании анализа термина „Ольвия" приходит к выводу, что город возник на месте более древнего местного поселения „Олба".
103
103 Rostovtzeff, Iranians and Greeks, 1922, стр. 62–64; М. И. Ростовцев, Скифия и Боспор, Л., 1925, стр. 18–22; Rostowzew, Skythien und der Bosporus, 1931, стр. 20–24.
104
104 Этот путь впервые засвидетельствован в перипле псевдо-Скилака (IV в. до х. э.), гл. 68: от Истра до мыса Бараний Лоб три дня и три ночи, а от Бараньего Лба до Пантикапея — один день и ночь. Херсоне с в перипле не упомянут.
105
105 Гипотеза Ростовцева о длительном догреческом периоде в истории Пантикапея, как одной из столиц киммерийского государства (напр., Iranians and Greeks, стр. 19), ничем не подтверждена. Имеющиеся единичные находки древних предметов местной культуры из района Пантикапея, так же, как и в Ольвии и Херсонесе, относятся ко II тысячелетию до х. э., а не ко времени, непосредственно предшествующему возникновению колоний Они свидетельствуют о заселенности этих районов, но не о наличии здесь, постоянных поселений, тем более городского типа. Для нашей темы эти находки прямого интереса не представляют. В частности, с горы Митридат, т. е. с территории Пантикапея, в собрании Эрмитажа имеется полированный клиновидный каменный топорик из змеевика — вероятно, начала II тысячелетия до х. э.
107
107 Е. Прушевская, Родосская ваза и бронзовые вещи из могилы на Таманском полуострове, ИАК, вып. 63, 1917, сгр. 31–58; Ростовцев Скифия и Боспор, 1925, стр. 343 слл.; Rostowzew, Skyfhien und der Bosporus, 1931, стр., 306 слл. В пользу понижения даты погребения свидетельствуют и наконечники стрел; видеть в бронзовой бляшке и „кирке“ малоазийские изделия сейчас у нас нет оснований, хотя точное происхождение обоих вещей пока еще остается невыясненным.
108
108 Б. Лунин., Новые археологические находки из Тамани, Наука и техника. Л., 1928, № 36, ст., 23–24; Lоssеwа, Zwei Klazomenisehe Vasen, Arch. Anz., 1929, ст. 43–47; A. A. Миллер, Таманская экспедиция ГАИМК в 1931 г., СГАИМК, 1932, № 7–8, стр. 67.
111
111 В сборах Таманской экспедиции ГАИМК 1930 И 1931 гг. греческий материал VI в. представлен еще на городищах у б. Фанагорийской крепости, восточнее станины Таманской, и в коммуне „Искра" на северном берегу Таманского залива, а также, на, вероятно, местных поселениях на горе Круглой и у хут. б. Павловского. Городище у б. хутора Артюховского, предполагаемое Кипы, при наших сборах не дало материала VI в».