В упомянутом периоде были весьма интересные персонажи, несколько напоминающие шаманов у первобытных народов. Они постились, творили чудеса, а души их могли покидать свои тела, совершать путешествия и возвращаться обратно. И в то же время они были жрецами-очистителями Аполлона. Разумеется, они были мистиками, но были они связаны и с законничеством, поскольку очищение от греха есть обязательный элемент легализма, предписываемый этим направлением.
Законнические тенденции привлекали не так много внимания, как мистические и экстатические. Однако они обладают, по крайней мере, равной с ними значимостью, и в конечном итоге они [142] в своих наивысших, политических проявлениях и одержали победу. А сейчас мы рассмотрим народные формы легализма, которые, по большей части, малоизвестны. Обратимся к древнейшему после Гомера образу греческой поэзии — к «Трудам и дням» Гесиода.[132] Гесиод был крестьянином и жил в нищей беотийской деревне, хотя и владел мастерством певца-сказителя. А свое знаменитое произведение он написал для своих земляков, желая снабдить их добрыми советами по поводу сельского труда и образа жизни. Гесиод — страстный проповедник труда, дающего человеку пропитание, и справедливости, позволяющей ему пользоваться плодами своих трудов. Примечательно, что мудрость Гесиода часто выражается в тех же формах, что и мудрость крестьян других народов. Гесиод питает такое же пристрастие к поговоркам, максимам и образным выражениям. Так, например, улитку он называет «тот, кто носит свой дом». Гесиод обращает внимание на расположение звезд, на перелеты птиц и на другие признаки смены времен года.
Однако в данном контексте нас интересует не этот аспект, а то, что Гесиод пишет о законах религиозной жизни и о нормах поведения людей. Эти два закона для него неотделимы друг от друга. В его произведении есть описания благочестия, пронизывающего всю жизнь человека, как это нечасто бывало у греков. Гесиод предписывает [143] пахарю молиться Деметре и Зевсу Подземному, когда он возлагает руку на плуг, приступая к осеннему севу, чтобы колосья были полными и тяжелыми. Это освящение труда несколько сходно с протестантской идеологией. Гесиод предписывает людям приносить животных в жертву богам в чистоте и благочестии, по мере возможностей человека, а также возлияния и возжигание ладана — утром, вставая ото сна, и вечером, ложась спать. Все это создает впечатление пылкого благочестия. Но ритуализм (а это лишь иное название законничества) у Гесиода гораздо сильнее. Он дает правила хорошего поведения вперемешку с религиозными правилами. А эти последние находятся у него на уровне суеверия; они определяются боязнью обидеть богов или демонов. Приведенные выше предписания, свидетельствующие об истинном благочестии, сопровождаются подборкой максим относительно общения с друзьями, соседями и родственниками. А в конце поэмы есть еще одна подборка максим которая также начинается с правил. Когда переходишь через реку, нужно обязательно помолиться, глядя в воду, и омыть в ней свои руки, так как боги гневаются на того, кто переходит через реку, не смыв своей греховности и не омыв рук. Нельзя брать пищу из сосуда, который не был освящен. Очень много бытовых правил посвящено чистоте, например, запрет совершать возлияние Зевсу немытыми руками. Есть также множество правил, основанных на суеверии — большая их часть знакома нам по современному [144] фольклору: нельзя обрезать ногти за священной трапезой; мальчик не должен сидеть на том, что не может двигаться; мужчина не должен мыться в купальне для женщин.
Такого рода предписания встречаются и в других местах. Но особое развитие они получили у эзотерической школы пифагорейцев — так называемых акусматиков (akousmatikoi).[133] У них правила культа и благочестия, суеверия и простые бытовые правила смешаны без всякого разграничения. Особенно интересно, с нашей точки зрения, дополнение к поэме Гесиода, которое называется буквально «Дни». Принято считать, что оно не принадлежит перу самого Гесиода. То же самое, вероятно, можно сказать и о второй подборке максим. Однако дополнения были внесены не намного позднее, а вопрос об авторстве для нас сейчас не слишком важен. Напротив, это дополнение значительно тем, что оно доказывает распространенность такого образа мыслей. В «Днях» упоминаются почти все дни лунного месяца (но все же не все) и характеризуются в соответствии с максимой «день — когда мать, а когда и мачеха». Это сочинение указывает, в какие дни следует совершать разные земледельческие и скотоводческие дела, а также объясняет значение этих дней для семейной жизни и деторождения. Это очень похоже на популярные в поздней античности астрологические предписания, печатавшиеся позднее в виде учебников (Bauernpraktik) и еще не [145] совсем забытые. Такого рода вещи мы не включаем в состав религии, но в поздней античности это было совсем иначе, поскольку такие предписания составляли часть астрологии, которая была тогда преобладающей формой религии. Ее наивысшим выражением стало поклонение солнцу. Календарь счастливых и неудачных дней в поэме Гесиода также относится к религиозной системе, вероятно, вавилонского происхождения. Его религиозное значение подтверждается тем фактом, что определенные дни лунного месяца отмечены как дни рождения богов. Два таких дня рождения упомянуты у Гесиода.