Грек остановился возле указанного дома. Это было желтое пятиэтажное здание дореволюционной постройки.
– Может быть, зайдете? Если, конечно, вы не торопитесь. Я отняла у вас столько времени…
– С удовольствием. Времени у меня сейчас хоть отбавляй.
Они прошли сквозь арку и очутились во дворе.
– Днем я пользуюсь черным ходом, – сказала Наташа.
– Почему?
– Чтобы меня никто не видел. Я живу здесь нелегально.
– Почему?
– В этом доме никто не живет, кроме меня. Дом купила какая-то фирма: выселила жильцов, сделает ремонт, потом продаст другим людям – богатым. Осторожней, смотрите под ноги.
Вслед за девушкой Грек поднялся по захламленной лестнице. Наташа толкнула дверь ногой, и они очутились на кухне.
Грек увидел покосившиеся, местами упавшие кухонные полки, серые, в плесени стены с осыпающейся побелкой, прогнивший кое-где дощатый пол. В двух местах с потолка свисали голые, покрытые толстым слоем пыли лампочки.
– Свет есть? – спросил Грек. Сумрак действовал ему на нервы.
– Есть, и вода есть, горячая. Пойдемте в мою комнату, там лучше. Я собрала туда всю мебель, которую смогла найти в квартире. Здесь было: и диван, и стол, и комод. Я только белье чистое привезла.
После кухни Наташина комната показалась Греку уютным местечком. Прямо у двери, загораживая угол, стоял широкий платяной шкаф. Посреди комнаты, перпендикулярно стене – тахта с аккуратно застеленной постелью, у противоположной стены – стол с двумя табуретками. В комнате было два больших окна с широкими подоконниками: на одном лежала связка книг, на втором стоял горшок, красный в белый горошек, из него торчал кактус. Что-то в этой композиции было знакомое. Вспомнив, он засмеялся.
– Что? – спросила Наташа.
– Мухомор, – сказал Грек.
– Какой мухомор?
– Горшок похож на мухомор.
– В каком смысле?
– Расцветкой.
– Ну и что?
– Мою машину сегодня ночью забросали яйцами, и один придурок обозвал меня мухомором. День мухомора. Или это судьба?
– Наверное, – рассеянно сказала девушка. – Куда же я спрятала бутылку "Рислинга"? Все, вспомнила. Выпьем вина?
– Непременно выпьем, – сказал Грек, доставая из кармана брелок с потайным штопором.
– Кстати, – сказала девушка, – этот "мухомор" я таскаю за собой два года, это мой талисман.
– Тяжелый талисман. Вы, в самом деле, живете здесь одна?
– В самом деле.
– И вам не страшно?
– Ну, как вам сказать… Наверное, нет.
– Потрясающе, – сказал Грек, качая головой. – Вы удивительная девушка.
– Это почему же? – кокетливо спросила Наташа.
– Зачем вы здесь? Я имею в виду вообще. Как вы сюда попали? На бомжа вы не похожи.
– Я училась в музыкальном училище. У меня был хороший голос, колоратурное сопрано. Перед самым дипломом простудилась и сорвала голос.
– Надо было поберечься.
– Да я-то береглась. Это мой преподаватель решил похвалиться перед одной иностранкой. Заставил меня показать, на что я способна. И вот результат. Он меня уговаривал взять академический. Но я не захотела. Забрала документы. Из общежития меня, естественно, попросили. Домой ехать я не могу. Мать этого не переживет. Вот поэтому поселилась здесь.
– Но так же не может продолжаться. Сколько вам лет?
– Девятнадцать. А вам?
– Тридцать.
– Вы женаты?
– Да. Она сегодня уехала в деревню.
– Ваша жена красивая?
– Как вам сказать? Наверное, да. Но и вы красивая.
– Спасибо, – опустив глаза и улыбаясь, сказала Наташа.
Сейчас в сумерках она была особенно красива. Виктор Грек любил свою жену, и время от времени клялся ей в верности. Он вообще не был бабником, в отличие от Рязанова, который был на этом деле подвинут. Всякий раз, когда жена Рязанова находила в квартире следы супружеской измены, тот сваливал вину на Грека, и Виктор стойко нес крест дружбы. "Я тебя не понимаю, – говорил Рязанов, – ты такой видный мужик и держишься за свою Марину, как за бутылку водки". Он был, и выпить не дурак. Грек обыкновенно отшучивался. Марина была его первой и единственной женщиной. Но у Марины был второй брак, и это было несправедливо.
Грек встал и подошел к окну. Улица была пуста. Только его машина ярким пятном нарушала перспективу.
– Вы можете остаться, если хотите, – сказала Наташа, – честно говоря, мне ночью бывает очень страшно. Все время кажется, что по квартире кто-то ходит.
Под утро он увидел два коротких сна. Один из детства. Он шел с мамой, держась за ее руку. День был солнечный, но по земле стелился туман. На ярмарке, кроме них, никого не было. Лотки были полны игрушек. Витя виснул на маминой руке и канючил, требуя что-то купить. Но она отвечала, что денег нет, и просила прекратить нытье. "Зачем же покупать, – удивился маленький Витя, – никого же нет, можно так взять". В ответ мама лишь укоризненно качала головой. В другом сне он занимался любовью с девушкой, которая смеялась.
Проснувшись, он понял, что последний сон был отражением ночи. Виктор улыбнулся. Ему было очень хорошо. Левой рукой он чувствовал тепло Наташиного тела.
Через некоторое время он решил взглянуть на часы и высвободил руку. Наташа тут же проснулась и прильнула к нему. У нее была прекрасная фигура: тонкая талия, упругая грудь не рожавшей женщины. Атласная кожа ног. Виктор прижал ее к себе и почувствовал, как она вздрагивает. Полусонная девушка легко отдалась ему. Он вновь услышал ее смех. После близости они забылись коротким сном.
Грек вздохнул и проснулся. Наташа погладила его по щеке.
– Ты чего-то испугался? – спросила она. – Что тебе снилось?
– Ничего. Но до этого мне снились ты и мама.
– Мама? Ты давно ее не видел?
– Она умерла прошлым летом.
– Прости.
– Ничего. Извини, мне нужно домой.
– Уже уходишь? Может, еще побудешь?
– Мы еще увидимся. Я пойду в ванную. Или ты сперва?
– Нет, иди.
– Но я моюсь долго. Имей в виду.
– Я подожду. Возьми в шкафу полотенце.
Грек плескался в ванной добрых двадцать минут. Когда он вернулся в комнату, Наташа лежала, укрывшись с головой одеялом. Он подошел к окну, поглядел на машину, затем стал неторопливо одеваться. Присел на край дивана.
– Извини меня, но я должен ехать.
Наташа спала или делала вид, что спит. Грек медленно потянул одеяло вниз. Вылезшие из орбит глаза были не самой удачной шуткой с ее стороны, но он испугался и, злясь на себя за этот испуг, грубо рванул с нее одеяло. Девушка при этом не шелохнулась, ни один нерв не дрогнул в ее искаженном лице. И тогда Грек медленно сообразил, что это была не шутка.
Девушка была мертва. Грек поднялся и попятился к двери. Сердце бешено заколотилось лишь тогда, когда за его спиной захлопнулась дверь.
Рязанов оформлял задним числом заказ- квитанцию на производственные работы. Делал он это не торопясь, постоянно сверяясь с каталогом авторемонтных работ Б-50. Все эти цифры и расценки он давно знал наизусть, просто тянул время, вот и каталог достал специально. Женщине, сидевшей напротив, было за сорок, но это был тот случай, когда – баба ягодка опять. Ему как раз нравились такие. Рязанов собирался с духом, чтобы закинуть удочку.
Комната, в которой они находились, была захламлена чрезвычайно. Официально именуемая комнатой мастера авторемонтной мастерской, она скорее напоминала склад запчастей. Чего только здесь не было: крылья, двери, лобовые и боковые стекла, в одном углу громоздилась коробка передач, в другом – задний мост, старые и новые покрышки, промасленная ветошь, чей-то старый комбинезон и прочий хлам. Треснувшая ножка письменного стола была привязана к куску арматуры – так садовники подвязывают саженцы. Стол сломала Зинаида своей тяжестью. Правда, Рязанов в это время на нее сзади напирал. Все это чрезвычайно удручало Рязанова. Прав был Витя Грек, говоря, что в этом свинарнике даже шалава будет вести себя как леди… Нужна чистота: холодильник, бар, конфеты, кофе, коньячок. Вот тогда и леди станет шалавой.