— Не надо.
Я недоуменно оглянулся. Грек смотрел на нас холодно, даже не было понятно, нравится ли ему.
— Не стоит этого делать. Возьми его сзади.
Мне, понятно, не было никакого дела до указок этого придурка, и я уже примерялся к аккуратному загорелому члену, когда парень накрыл свое хозяйство рукой. Я взглянул на него вопросительно. Сосредоточенно уставившись на меня, он чуть слышно прошептал одними губами:
— У меня будут неприятности, — и мучительная складка залегла между ровными бровями.
Я мысленно выругался: смысл всей этой извращенной игры ускользал от меня, но подставлять мальчишку, конечно же, не стоило. Я просто окончательно стащил с него джинсы и раскинул длиннющие конечности, любуясь девственно гладкими, нежнейшими рельефами промежности с маленькой вьющейся рощицей на лобке. Поласкал рукой, вызвав глухой, едва слышный стон и заставив его закрыть глаза.
— Поверь, тебе понравится, просто расслабься.
Я потянулся вниз и, подобрав с пола собственные брюки, вытащил из заднего кармана презерватив и маленький тюбик лубриканта. Тщательно подготовил и себя, и его, выдавив на ладонь почти пригоршню силикона, осторожно продавливая скользкую субстанцию в эластичное отверстие пальцами. Когда я уже собирался вставить, меня опять одернули.
— Я просил сзади.
Мне захотелось сказать что-то грубое, но умоляющий взгляд двух блестящих маслинок остановил мои слова. «Тьфу, черт, во что я ввязался? Большего унижения я не испытывал никогда, даже на просмотре, когда только устраивался в «Bel Ami» четыре года назад. Как он может так жить, это же скотство какое-то». Но делать нечего: понимая, чем это может обернуться для парнишки, если я сейчас встану и уйду, я решил довести дело до конца при любых раскладах.
— Ну что же, моя черноокая смуглянка, сзади — тоже хорошая позиция, давай-ка, поворачивайся на живот.
Внутри мальчишка был туг и горяч. Гибкое тельце прогнулось в пояснице, подставляя мне упругие ягодицы несравненного оливкового оттенка. Парень глухо урчал, как дикий зверек, уткнувшись лицом в шкуру, и тяжело дышал. Было сложно понять, когда он собирается кончить (если собирается вообще), однако я уже догадался, что это шоу вовсе не преследовало цели доставить парнишке удовольствие. Я почувствовал себя на работе и решил поступать соответственно. В критический момент я вынул член, снял презерватив и под аплодисменты забрызгал подрагивающую спину чистым протеином.
Провожая нас с Джорджем, оттаявший грек довольно подмигивал ему и долго пожимал руку.
Его экзотическая игрушка, растворившись как призрак в длинном коридоре, ведущим из комнаты, не вышла попрощаться со мной, и я отчетливо осознал, что вечер для парня еще только начинается. Мне стало не по себе; в гостиницу мы возвращались молча.
Я не злился на Джорджа, — в общем-то, я напросился сам — и уже собирался было выкинуть эту историю из головы, когда меня, возвращающегося на следующий день с пляжа, остановил портье и вручил записку.
Ровные округлые буквы, записка на английском: «Слева от гостиницы, через квартал, на парковке супермаркета в 14.00, ты меня увидишь».
Я был заинтригован.
На практически пустой в честь сиесты бетонной площадке у невзрачного прямоугольника, испещренного кричащими рисунками и нечитабельными греческими надписями, красовалась вызывающе-желтая, непристойно дорогая акулообразная спортивная машина с хвостом спойлера выше крыши.
Я так увлекся разглядыванием, что не сразу заметил, что у диковинки есть владелец. Я выдохнул, соображая, радоваться мне или плакать, и подошел к соучастнику своего вчерашнего позора.
— Крутая тачка. Твоя?
Парень стоял, прислонившись к водительской двери и скрестив на груди руки. Смоляные кудри окутывали его плечи. Интересно, он на бигудях спит, или у блядей они действительно вьются?
— Моя.
Я присвистнул.
— Это сколько ж мне нужно пахать, чтоб на такую заработать? Страшно подумать.
— Не спеши мне завидовать.
Я с готовностью кивнул, после вчерашнего особенно.
— Чем обязан?
Парень опустил очи долу и пошаркал почти белый бетон мысочком ботинка.
— Хочу пригласить тебя в ресторан, — глянул вскользь и опять отвел глаза. Подумав, добавил:
— Разговор есть.
Я оперся о раскаленную крышу поверх его плеча, склоняясь совсем близко к совершенному лицу.
— Скажи, почему я делаю это? Что ты такое? — черно-белые блюдца в опушке длиннющих ресниц уставились на меня непонимающе. — А, ладно, философские вопросы тебе явно недоступны.