Широко распространившаяся «протогеометрическая» керамика (ок. 1025—900 гг. до н. э.), впервые появившаяся в Афинах, а затем в Арголиде и во всем обширном районе от Фессалии до северных Киклад, — была украшена круговыми орнаментами, которые наносились, в отличие от предшествующей послемикенской утвари, уже не от руки, а циркулем. Вазы были расписаны с помощью составной кисти узорами, подчеркивавшими четкие очертания сосуда^. В протогеомет-рической керамике послемикенский стиль подвергся столь значительному переосмыслению, что в ней надлежит усматривать новую отправную точку — уже не оглядываясь вспять, но провидя будущие художественные триумфы (хотя мысль о непрерывной преемственности неоднократно ставилась под сомнение).
Появление более оседлых условий жизни ознаменовало в X веке до н. э. начало урбанизации: стали появляться и расти большие и малые города. У греков было свое название для этого процесса: синойкизм (συνοικισμός, или συνοικησις), то есть сплочение под началом единой столицы10. Но оно могло происходить по-разному. Иногда группа одиночных деревень фактически сливалась в один город — как случилось, например, в Спарте и в Коринфе, — создавая городской очаг для прежде рассредоточенного населения. Иногда же деревни продолжали существовать раздельно, но одну из них начинали признавать главной, так что она становилась метрополией. Так произошло в Аттике: возвышение Афин не привело к уничтожению окрестных селений, но подчинило их новой городской общине. Большинство крупных греческих городов состояло из верхней части, или акрополя (πόλις), занимавшей крутой холм, и нижней части (ύστυ), находившейся в ее подчинении и под ее защитой — в частности, от морских разбойников, представлявших постоянную опасность.
Не менее важным было то, что эти новые общины, сосредотачивавшиеся вокруг главных городов, составили ядро будущих политически независимых городов-государств. В 850–750 гг. до н. э. такая форма государственной жизни стала для Греции преобладающей. Правда, бытовали и другие формы организации, в частности, θνος — племя или группа племен, лишенные гражданских установлений (самым ярким примером тому служили фессалийцы11); но с течением времени такой строй сохранялся, как правило, только среди наиболее отсталых греческих общин. С другой стороны, как уже говорилось во Введении, существовали сотни греческих городов-государств; ни одно из них не было слишком большим, а некоторые оставались чрезвычайно малы12. Каждое из них именовалось полисом (хотя то же самое слово обозначало не только городской акрополь, но и собственно город как центр содружества в целом). Города-государства не были новшеством. Правда, поселения вокруг микенских городов (даже если воспоминания о них или о том, что от них осталось, и повлияли на новые, постмикенские, городские объединения, — что вызывает сомнения), скорее всего, не обладали в достаточной мере муниципальными установлениями и посему не заслуживают такого названия. Зато трудно в нем отказать всем тем городам, которые уже давно существовали в ближайшем соседстве, на востоке, — особенно в таких странах, как Сирия и Финикия, и особенно в ту пору, когда они избегали сосредоточения большой власти13.
Однако совершенно очевидно, что греки, объединявшиеся в семьи (οκοι), роды (γνη) и фратрии (φρατρίαί, братства)14, о чем будет рассказано подробнее в связи с Афинами, обогатили понятие города-государства, вбиравшего в себя все эти объединения, новым смыслом и содержанием. Такие греческие государства включали полоску окрестных деревень15 — отнюдь не всегда изобиловавших дарами земли, ибо, по замечанию Геродота, «бедность в Элладе существовала с незапамятных времен»16, — но имевших большое значение для греков, стремившихся сделать свои полисы (πόλεις) самодостаточными как в сельскохозяйственном, так и во всех прочих отношениях. И каждое государство действительно добилось такой самодостаточности, что вся общественная, экономическая, нравственная, интеллектуальная и творческая жизнь гражданина (πολίτης) вращалась внутри его тесных пределов. Он существовал в такой слитности с жизнью своего города, что, пожалуй, история не знала других подобных примеров, а ныне такое положение вещей многие сочли бы невыносимым.17