Как известно, почитание змей распространено почти у всех народов. В религиозных представлениях индоевропейских племен змеи занимали видное место. Весьма красноречивы данные языкознания: наименование змеи сохранило общий корень во многих языках: санскритское ahi, ahina, греческое εχις, εχιδνα, славянское анжь-уж, латинское anguis, литовское angis, древненемецкое unke[505]. В мифологических представлениях индоевропейских племен огненная змея олицетворяла молнию, кометы, катящиеся звезды. Отсюда, как указывает А. Афанасьев, произошло расширение понятия о небесной змее, ее имя стали сочетать не только с молнией, но и вообще с громовой тучей. Поэтому в большинстве эпических сказаний змей выступает представителем громоносных облаков и характер его получает демонический оттенок[506].
Древнейшие греческие и соседние с ними родственные индоевропейские племена, обитавшие на Балканском полуострове, находились в таких природных условиях, которые способствовали развитию давних мифологических представлений о змеях. Пустынные горные местности Греции и поныне изобилуют ужами и змеями, причем первые достигают внушительных размеров.
Неолитический земледелец Балкан почитал в образе змей могучие силы природы, и эти понятия сохранились и в период бронзы. Раньше многочисленные указания греческой мифологической традиции I тысячелетия до н. э. позволяли делать преимущественно ретроспективные заключения, теперь источники расширили возможности проникновения в мифологические предания II тысячелетия. Что особенно важно: мифы ахейского периода содержат более непосредственные, более свежие религиозные воззрения, так как создавшее их общество еще не пережило той тяжелой эпохи, которая была связана с завоеваниями дорян. Поэтому находка изображений змей-хранительниц в святилище микенского дворца дает основания для многих предположений.
Прежде всего, важен облик благих охранительных существ, который придан этим змеям. Он основан на представлениях о змее как хранителе дома. На это значение змей в культах II тысячелетия уже давно обратил внимание Нильссон[507]. Очевидно, микенская династия XIV—XIII вв. считала змей своими особыми покровителями. Возможно, что здесь нужно протянуть нить между Афиной, покровительницей ахеян во время похода под Трою, и змеей как атрибутом богини в I тысячелетии до н. э. Ведь, как сообщает Геродот (VIII, 41), на акрополе Афин, в храме Афины Полиады, жила священная змея еще в его время.
Микенские змеи-хранительницы позволяют предположить, что в высших кругах ахейского общества складывались некоторые особенные религиозные представления.
Между тем в народной памяти сохранились легенды о змеях, отражавшие очень ранние воззрения на природу, видимо, возникшие еще тогда, когда человек был совершенно подавлен страшными проявлениями тектонических сил земли. Эти предания глубоко укоренились в сознании земледельческого населения Греции, хранившего первобытные сказания о чудовищных гадах. Среди многих старинных мифологических образов, унаследованных греками от ранних времен, следует назвать Ехидну — полунимфу, полузмею, упоминаемую в «Феогонии» Гесиода (295—305). Это страшилище, обитающее в подземных расщелинах глубоко под скалами и пожирающее сырое мясо. Будучи бессмертным, это существо олицетворяет демонические силы земли, однако не благие, а направленные во зло человеку[508]. Образ Ехидны находится в полном соответствии с представлениями о ее супруге, свирепом Тифее, который в ахейском эпосе олицетворяет подземный огонь, вызывающий землетрясения и извержения вулканов (Il., II, 781—785):
Супружество Тифея с Ехидной совершенно закономерно — оба эти существа олицетворяют грозные вулканические силы, приносящие столько бед обитателям Средиземноморья. Примечательно, что Тифей имеет точное местожительство — ειν Αρίμοις — видимо, особо сейсмический район, куда, согласно Гесиоду, боги заточили под землю и Ехидну[509]. Сохранение названия Арим в беотийской традиции начала I тысячелетия до н. э. (иными словами, в эолийском массиве греческого народа) показывает достаточно ясно, как много места занимали предания о страшных змеях в религиозных воззрениях ранних эллинов.
В этой связи небесполезно вспомнить облик Тифея, каким рисовался он многим поколениям предков Гесиода[510]. Как и Ехидна, Тифей принадлежит к разряду чудовищ. Он отличается огромной силой, на плечах его высились сто змеиных голов с черными языками и огнедышащими очами. Это создание могло приносить ужасное зло, и потому, по верованиям греков, был неизбежен бой между Тифеем и Зевсом. Упоминания о борьбе Зевса с Тифеем[511] в эпосе весьма кратки и незначительны. Можно сказать, что отношение эпоса к божественным змеям соответствует представлениям о них в микенском дворце XIII в.
508
Наименование ή °Εχιδνα не встречается в языке Гомера, однако указанные выше общие индоевропейские корни этого слова не оставляют сомнений в большой древности данного мифологического образа. В связи с этим отметим еще раз слабость позиций тех, кто пытается искать истоки греческой мифологии в малоконкретном комплексе «восточных религий». Например, Г. Розе полагает, что «смешанное существо Ехидна» наводит на мысль о крылатых человекоголовых быках и прочих образах ассиро-вавилонского искусства и эпоса (Н. Rose. Griechische Mythologie. München, 1955, S. 29). Исходя из такого единичного признака, как смешение в одном образе черт разных существ, которое присуще первобытным религиям всех народов, можно сделать лишь весьма поверхностные выводы.
509
Локализация Арим является камнем преткновения. Еще 100 лет назад ее склонны были искать во Фригии, Сирии или Киликии (Е. Buchholz. Homerische Kosmographie und Geographie. Leipzig, 1871, S. 357). Ныне, когда столь расширились знания о древней географии, Аримы с уверенностью идентифицируют с Сицилией, где находится огнедышащая Этна (A. J. В. Wace and F. Η. Stubbings. A Companion to Homer. London, 1962, p. 309). Последнее предположение кажется нам более правдоподобным — образ земли, полыхающей огнем и стонущей под ударами грома, мог возникнуть лишь там, где действует чрезвычайно мощный вулкан. Г. Розе допускает возможность того, что Аримы — вулканический остров Инарима, недалеко от Неаполя (Н. Rose. Op. cit., S. 55), однако трудно предположить, что вулкан Инаримы мог затмить могучую Этну. Видимо, чисто формальное сходство географических названий навело упомянутого исследователя на такую мысль.
510
Время творчества Гесиода определяют весьма различно: от рубежа IX — VIII и до рубежа VIII—VII вв. Если взять среднюю дату, приходящуюся примерно на 750 г., то оказывается, что со времен Троянской войны в этом эолийском роде до Гесиода сменилось лишь 13—14 поколений. Весьма интересно, что устная традиция семьи Гесиода сохранила религиозные предания очень ранней поры. Дикость и первобытность древнейших богов, изображенных в «Феогонии», резко контрастирует с теми сложными и почти полностью антропоморфными образами жителей Олимпа, которые рисует героический эпос ахеян. Очевидно, во второй половине II тысячелетия у ахеян в мифологической традиции существовали сильно отличавшиеся варианты.
511
Видимо, к Зевсу перешел подвиг более древнего небесного божества, бога-громовика, поражавшего змей молнией. Ведь известно, что в эллинской мифологии I тысячелетия Зевсу были приписаны деяния более ранних богов.