— Нет, но я привык к этой мысли.
Время для Софьи перестало распадаться на часы, дни, недели. Оно текло так же спокойно и плавно, как речка за ее садом в Кифисьи. В прошлом месяцы, годы были четко отделены друг от друга, как геологические слои на горе Иде. Теперь все они слились, и Софья, как женщины Троады, считала, что время подобно речкам Симоис и Скамандр, течение его непрерывно. Тридцать лет — возраст зрелости. Она теперь по-иному стала смотреть на прошлые события.
Генри опять рвался в Трою, но не потому, что мечтал о новых сокровищах, хотя это было бы не так уж и плохо; после выхода в свет «Илиона» Генри стали одолевать сомнения, которые он хотел разрешить на месте. Они сидели в библиотеке перед камином, в котором горели большие поленья, и Генри делился с Софьей тем, что его беспокоило все больше и больше.
— Гомер с надежностью очевидца описал троянскую равнину, холмы, реки, оружие, утварь, и он не мог бы назвать «великим», «пышным», «процветающим градом с широкими стогнами» маленький городишко. А Троя, которую мы откопали внутри крепостных стен, занимала совсем небольшую площадь.
Софья согласно кивнула.
— Если бы Троя была небольшим укрепленным поселением, каким был, судя по его руинам, третий город, армия ахейцев легко могла бы захватить его в несколько дней и не было бы никакой троянской войны с десятилетней осадой.
— Разумеется.
— Гибель такого городка вряд ли могла вдохновить аэдов на создание великих произведений, этот маловажный эпизод очень скоро исчез бы из памяти народа. И Гомер не создал бы свой грандиозный эпос.
Генри теперь уже ходил по библиотеке — ежедневная весьма продолжительная прогулка.
— Где-то мы допустили ошибку. И я решил выяснить, где именно, — сказал он.
Генри уже мечтал о новых раскопках. «Палаты Илиона» стали подготовительным плацдармом для решительного наступления. Две гостевые комнаты были заняты Вильгельмом Дёрпфельдом и молодым архитектором из Вены Иозефом Хёфлером, приехавшим с очень хорошими рекомендациями. Генри нашел десятников — двое проявили себя наилучшим образом на раскопках в Олимпии. Нанял личного слугу и кухарку. Слугу перекрестил в Эдипа, кухарку стали звать Иокастой. Скоро во двор стали прибывать один за другим фургоны, груженные раскопочным снаряжением; сотня заступов и тачек, пятьдесят кирок, сорок ломов, двадцать телег. Дети были в восторге, им тоже очень хотелось раскапывать Трою. Когда со двора съехал последний фургон, направляясь в Пирей, Софья с облегчением вздохнула: в доме опять стало тихо.
Генри отбыл в середине февраля. Софья собиралась ехать в начале июля, когда станет совсем тепло, вместе с ней ехала Андромаха. Его первые письма были полны гневных излияний. Хотя бараки и снаряжение в наилучшем виде — всю зиму их охранял нанятый им сторож, и надо всего только покрыть крыши непромокаемым брезентом, — но портят жизнь турецкие чиновники. Правительственный наблюдатель Бедар-эд-дин категорически запретил Дёрпфельду и Хёфлеру делать какие-либо измерения и зарисовки: конечно, они шпионы и хотят снять план крепости в Кумкале в пяти милях от Гиссарлыка. Зря, что ли. Дёрпфельд привез с собой специальные топографические приборы? Двум архитекторам ничего не оставалось, как; присоединиться к Генри: он расчищал только что раскопанные ворота, наружные и внутренние стены, фундаменты домов.
Когда Софья и Андромаха приехали в Трою, это был бурлящий городок, в котором жило сто пятьдесят рабочих. Генри отвел для них две комнаты в своем бараке: столовая была простым сараем, сколоченным из досок, но Яннакис и Поликсена поставили на стол большой букет полевых цветов. Поликсена взяла одиннадцатилетнюю Андромаху под свое крыло.
Обед удался на славу.
— Ты прекрасно здесь живешь, Эррикаки, — сказала Софья. — Мясо из Чикаго, языки, английский сыр, персики. Где ты все это берешь?
— Еду мне поставляют мои лондонские друзья—«Шредер и компания».
После утреннего купания в Эгейском море Генри и Дёрп-фельд повели Софью посмотреть новые раскопки. Софья обратила внимание, что рабочие откопали фундаменты эллинских и римских зданий в той части Гиссарлыка, которую Генри раньше не трогал. Он надеялся найти на северном склоне еще несколько метоп, подобных прекрасному Аполлону, раскопанному в 1872 году. Около двух месяцев копали здесь двадцать пять рабочих и нашли только мраморную женскую головку македонского периода. Генри обследовал большой театр, находившийся вблизи акрополя с восточной стороны, расчистил эллинский колодец, который они нашли осенью 1871 года. Была прорыта траншея длиной двести сорок футов в еще не исследованной восточной части холма: оказалось, что она представляет собой насыпь, сделанную для расширения территории застройки после гибели третьего города. На акрополе откопали два здания, по всей видимости храмы, относившиеся к сожженному городу. Оба храма были разрушены в страшной катастрофе, как и другие дома, которые они теперь относили ко второму поселению.
Во время полуденного отдыха Генри рассказывал Софье: — Моя главная ошибка заключалась в том, что в 1879 году я неправильно разграничил второй и третий город. Весь прошлый год я мучился сомнениями, потому что третий, маленький, город не может быть гомеровской Троей. Стены, сложенные из огромных блоков, — это фундамент второй Трои. Я ошибся относительно слоя обгоревших руин, которые, как ты видишь, лежат прямо на этих стенах. Я думал, что обгоревший кирпич представляет собой остатки более поздней, третьей Трои, построенной на стенах второй. Дёрпфельд и Хёфлер убедили меня, что кирпичные стены были возведены прямо на каменных фундаментах раннего поселения. Вторая Троя — сожженный город, он гораздо больше третьего поселения. Мы с тобой обойдем всю его территорию. Ты увидишь — он такой большой. Здесь были акрополь, храмы, дворцы, здания властей. Это и есть Троя, о которой писал Гомер.
— Но внутри этих стен могло жить не больше тысячи человек.
— Это не противоречит Гомеру. Троянцы жили за стенами акрополя и не во дворцах, они жили в долине, как и население Микен. Мы не знаем, сколько их было, но они могли бы составить огромное войско.
— А как же быть с дворцом Приама и сокровищами? Мы ведь считали дворцом самое большое здание именно третьей Трои.
Генри если и смутился, то самую малость.
— Это большое здание, безусловно, относится к третьему поселению. А посему не может быть дворцом Приама. Дворец Приама должен находиться на территории второго поселения, сожженного ахейцами. Пока мы его не нашли. Что же касается сокровищ, они вполне могут принадлежать Приаму. Раскапывая второй город, мы наткнулись на башню второго города, которая стояла как раз там, где среди мусора мы нашли наше сокровище.
Софье было так больно, как будто она потеряла близкого человека. Сколько лет они с Генри верили, что нашли настоящий дворец Приама. Одно утешение — сокровища были найдены в Приамовой Трое. А Скейские ворота?
Генри печально покачал головой.
— И те ворота не могут быть Скейскими. Гомер, как всегда, оказался прав. Скейские ворота должны быть на равнине, а не в сорока футах над ней, как мы тогда считали. Я теперь убежден, что эти ворота не вели в акрополь. Они были в стене, окружающей нижний город, где жили простые троянцы.
— Генри, подумай, сколько книг и статей вышло об этом. А теперь ты собираешься идти на попятный?
Генри это ни капельки не волновало.
— Вирхов ведь говорил тебе в Афинах, в науке иначе не может быть. Смелому исследователю каждый день приносит что-то новое. Я нисколько не смущен своими ошибками. Зато сейчас я еще на один шаг ближе к истине. Меня это только радует.
Софья с Андромахой жили в Трое всего несколько недель. Андромаха гуляла по лугам с Поликсеной, Софья изучала раскопки. Когда болота Троады высохли и на лягушек опять начался мор, в лагере Шлимана вспыхнула малярия. Генри щедро поил семью и сотрудников хинином, но рабочие болели поголовно, масштабы раскопок заметно сократились. Генри I получил суровое письмо от Вирхова: