Серьезного образования мальчик не получил — пошатнувшееся общественное и финансовое положение отца вынудило его покинуть гимназию и после окончания реального училища зарабатывать на кусок хлеба в лавке мальчиком на побегушках. Пытаясь как-то вырваться из сдавивших его тисков нищеты, разорвать серый круг бесконечно тянущихся будней, хрупкий юноша, к тому же серьезно больной, пешком идет в Гамбург и там вербуется в Венесуэлу. Кораблекрушение, когда он чудом спасается, означило счастливый перелом в его жизни.
Через некоторое время ему посчастливилось устроиться в солидную торговую фирму «Шредер и K°» в Амстердаме. Благодаря редким лингвистическим способностям и отменной памяти Шлиман по выработанной им самим методе быстро овладевает несколькими иностранными языками. Последний из них. русский, натолкнул его хозяев на мысль отправить молодого способного служащего-полиглота в 1846 году в Петербург. Неутомимая энергия и завидная деловитость очень скоро делают Шлимана из торгового агента компании купцом, открывающим свое дело.
Удачливо занимаясь оптовой торговлей различными товарами, среди которых на первом месте стояло индиго, Г. Шлиман уже через несколько лет становится богачом. Свое состояние он приумножает в Калифорнии, открывая банк для золотодобытчиков, но более всего — на поставках русской армии военного сырья в годы Крымской кампании. В России Шлиман пробыл 18 лет. Здесь он, принявший русское подданство, венчался в Исаакиевском соборе с Екатериной Петровной Лыжиной, племянницей богатого петербургского купца, которая родила ему троих детей, здесь он достигает такого высокого положения в обществе, что приписывается к купцам первой гильдии, а незадолго перед тем, как покинуть страну, получает титул потомственного почетного гражданина Санкт-Петербурга.
В конце 50-х годов уставший от спекулятивных махинаций, разочаровавшийся в своем несчастливом браке сорокашестилетний негоциант постепенно ликвидирует дела и отправляется в путешествие по Европе и странам Средиземноморья. В середине 60-х годов он предпринимает даже кругосветное путешествие. Серьезного научного образования Шлиман не получил и в зрелые годы. Древнегреческий язык он освоил практически аутодидактом, весь его археологический багаж — прослушанные в Париже за несколько месяцев лекции: раскопочной же практики у него и вовсе не было никакой.
На первой странице собственного жизнеописания Шлимана, опубликованного впервые в 1881 году, программно высказывается идея, лейтмотивом проходящая через весь очерк: «Я предлагаю в начале этого труда свою автобиографию… желая показать, как дело моих зрелых лет явилось естественным следствием впечатлений моего раннего отрочества и как кирки и заступы, раскопавшие Трою и царские гробницы Микен, ковались… в маленькой немецкой деревушке, где прошло мое детство» [42]. В действительности есть все основания полагать, что романтическая история о том, как полуголодный ученик лавочника упорно добивался богатства лишь ради того, чтобы воплотить в жизнь свои мальчишеские грезы, не более чем красивая легенда.
На самом деле отошедший от дел коммерсант вовсе не так уж решительно собирался посвятить остаток жизни научной раскопочной деятельности, что прямо следует, к примеру, из его письма конца 50-х годов петербургскому купцу Бесову: «Однако посвятить всю свою жизнь путешествиям или же в безделье проводить время в Риме, Париже или Афинах невозможно для человека, который, подобно мне, привык к тому, чтобы с утра до вечера отдаваться практической деятельности. Да и поздно мне посвящать себя научной карьере; я слишком долго был купцом, чтобы надеяться достичь теперь чего-то в науках; хотя я до сих пор и взращивал их в себе к собственному удовольствию, все же мне было бы не но нраву превратить их в свое единственное занятие» [43] Скорее всего, окончательное решение стать археологом, всколыхнувшее давно забытые в погоне за барышом детские мечты, созрело в путешествующем экс-коммерсанте во время поездки по Греции и Переднему Востоку.
Это не первый случай, когда Шлиман сообщает о себе фиктивные биографические сведения: он называет своего друга и первого учителя греческого языка Теоклетоса Вимпоса архиепископом, хотя—как узнает читатель из романа—тот так и не смог подняться выше епископа. От начала и до конца вымышленной была и история о «случайном» американском гражданстве. Недавно стали известными архивные материалы, опровергающие утверждение Шлимана, что уже в первый год жизни в Петербурге он сумел приписаться к купцам первой гильдии [44] на самом деле он вступает в первую гильдию купцов, причем не петербургских, а нарвских, лишь в 1854 году [45].