2
18 августа 1941 года в день советской авиации в небе над Западным фронтом «висели» только немецкие самолеты. С утра на позициях энской пехотной дивизии Красной Армии немцы белым дождем разбросали листовки: «… не ждите, ваших самолетов не будет, мы их все уничтожили… сдавайтесь, сопротивление бесполезно… эта листовка будет служить пропуском для добровольно сдавшихся…». Тем не менее, измученные постоянными боями, артналетами и авиабомбёжками противника красноармейцы все же надеялись, что хоть в этот день, наконец, в небе появится наша авиация, хотя бы один «ястребок», хоть один фанерный У-2… Увы, надежды не сбылись. После листовок позиции дивизии почти час непрерывно перепахивали бомбами «Юнкерсы», потом немецкая артиллерия, потом, как и положено, пошли танки с пехотой. Немцы, видимо, именно к этому дню приурочили начало своего наступления. Фронт дивизии, в котором всего третью неделю находился 19-ти летний новобранец Володя, прорвали в нескольких местах. Связь штаба дивизии с полками сразу нарушилась. Не имея возможности взаимодействовать, полки дрались каждый сам по себе, кто-то продолжал стоять на своих позициях, кто-то с боем отходил, кто-то обратился в паническое бегство. Хотя, конечно, приказа отступать не было, и быть не могло, и не только потому, что связь со штабом дивизии отсутствовала. Новый комдив, назначенный несколько дней назад вместо прежнего, отданного под трибунал за неумелое командование… Так вот, новый комдив твердо заявил, чтобы об отступлении все и думать забыли, что сам он этого слова не знает. Так что командиры полков наверное даже обрадовались, что связь с вышестоящим штабом отсутствовала, и у них появилась возможность действовать самостоятельно, то есть отступать. А чего же еще оставалось делать, если противник во всех отношениях сильнее и владеет стратегической инициативой.
Как получилось, что все отделение Володи оказалось в тот день без котелков? Да все от того же немецкого наступления. Во время авианалета осколи от бомбы пробили термоса, в которых каждый взвод получал пищу на полевой кухни. В условиях боя взводному ничего не оставалось, как приказать командирам отделений собирать котелки с каждого отделения и отрядить по одному бойцу с ними для получения завтрака. Бойцу, назначенному из отделения Володи всего и надо было, пройти триста метров в тыл, получить завтрак и вернуться назад. Но едва кончился авианалет, начался артобстрел, потом пошли танки. В общем, завтрак так и не состоялся и про посланного бойца забыли, а он как сквозь землю провалился со всеми котелками. Да, в общем-то, и не до него, не до завтрака было. Сначала расчеты противотанковых пушек «сорокопяток» довольно успешно сдерживали атаки танков, а засевшие в окопах пехотинцы винтовочно-пулеметным огнем отсекали пехоту. Три бронированных машины остались дымить как раз напротив позиций володиного взвода. Немцы отступили и изменили направление атаки, вся масса танков навалилась чуть левее на стык позиций двух батальонов. Почему-то этот болотистый участок метров в тридцать-сорок остался совершенно «бесхозным». То ли не попал в зону ответственности ни того, ни другого батальонов по чьему-то недосмотру, то ли понадеялись, что в это болото тяжелые немецкие танки все равно не полезут. Но танки смогли там пройти, несмотря на то, что обороняющиеся спохватились и перенацелили на «болото» огонь батарей с позиций обоих батальонов. Несколько машин прорвались в тыл обороняющихся и обойдя позиции принялись утюжить окопы, давить приземистые «сорокопятки», если расчеты не успевали их вывести с оборудованных позиций и развернуть на прямую наводку…
Ценой огромных потерь, гранатами и прямой наводкой уцелевших орудий, прорвавшиеся танки удалось подбить и эту атаку отразить. Но стало ясно, батальон настолько обескровлен, что следующую атаку уже не выдержит, не лучше положение было и у соседей. Полку, ничего не оставалось кроме немедленного отступления, ибо, по всему, после обеда немцы готовили решающую атаку. А тут еще, судя по канонаде и слева, и справа, соседние полки не смогли удержаться на позициях и отходили, создавая опасность окружения. Связь со штабом дивизии восстановить так и не удалось, и командир полка отдал приказ об отступлении.
А тот боец с котелками… он так и не появился ни во время боя, ни потом, когда поступила команда сниматься с позиций и отходить. Организованного отхода, однако, не получилось. Идти пришлось пешком по разбитой проселочной дороге, лесом. Сначала попали под обстрел дальнобойной артиллерии немцев. Чтобы выйти из зоны обстрела пришлось бежать что есть силы, кое кто бросал винтовки и боеприпасы, чтобы легче было. Уже во время этого бега нарушился строй, перемешались взводы, роты, батальоны, кто-то отстал, кто-то остался лежать. Потом опять налетели «Юнкерсы». Здесь уже пришлось разбежаться по лесу и укрываться под деревьями. Бомбили минут двадцать, а когда улетели, а отступавшие стали вновь выходить и выползать на дорогу, оглушенные, контуженные, раненые… Тут уж вообще все смешалось. Володя не мог найти ни ротного, ни взводного, ни командира отделения, все шли скорым шагом, одной общей кучей, в которой уже не было ни рот, ни батальонов. Он старался не думать о том, что на дороге и в лесу осталось много убитых и раненых, утешая себя ничем не оправданной мыслью, что их похоронят и подберут те, кто идет сзади. А сзади оставались только арьергардные роты, прикрывавшие отход и саперы, которые должны были взорвать орудия и боеприпасы, те что из-за недостатка транспортных средств приходилось оставлять. Володя это знал, но так же, как и все прочие наклонив голову и утирая пот спешил по разбитой колее вперед, на восток, подальше от неминуемой гибели или плена. Канонада сзади стихла, там, где оставались на верную гибель две роты прикрытия уже не стреляли. Немцы на танках, или мотоциклисты могли вот-вот настичь и навалиться сзади, это стимулировало, и люди почти бежали, если были силы, а если не было падали, оставались на дороге, провожая тоскливыми взглядами уходивших.