За два с половиной месяца строгой блокады греческого побережья союзники поставили страну в полную зависимость, лишив ее не только хлеба, но и права самой выбирать свой политический путь развития.
§ 2. Маневры греческих германофилов
После декабрьских событий королевский двор и правительство Ламброса, несмотря на серьезность обстановки, продолжали придерживаться прогерманской ориентации, что, по мнению многих современных греческих историков, «неминуемо вело к катастрофе» Правящие круги Греции попытались, однако, представить дело так, что и Греция, и державы Согласия явились жертвой преступной группы венизелистов, а газеты «Скрип», «Неа имера», «Хронос», «Атинэ» и другие, субсидируемые правительством, заговорили о чувствах уважения и симпатии к «защитникам и освободителям» Греции. Этот маневр короля не имел успеха у держав Согласия, так как после событий 1-2 декабря всякое доверие к Константину было подорвано. «Тан» писала 20 декабря 1916 г.: «Константин только ждет прибытия германо-болгарских войск, чтобы «достойным образом» завершить «славные дни» 1 и 2 декабря и направить все свои силы в тыл армии Саррайля».
Хотя греческий король даже в письмах к друзьям уверял, что он «нисколько не изменил решения остаться нейтральным», и был возмущен подозрениями держав Антанты, перехваченные в конце 1916 г. греческим судном «Гидра» шифрованные радиограммы и письма королевы Софьи и короля Константина германскому родственнику подтвердили, что подозрения были не напрасными и что в афинских правящих кругах действительно вынашивали планы военных действий на Салоникском фронте одновременно с готовящимся наступлением германо-болгарских войск и лишь выжидали подходящего момента. Найденные и опубликованные позже в греческой «Белой книге» документы подтвердили, что афинский двор находился в непрерывном общении с Берлином, а также с агентами германского правительства фон Шенком, Мирбахом, а после их высылки — с военным агентом при германской миссии капитаном Фалькенгаузеном, которые пытались склонить его к объявлению войны державам Антанты. В одном из писем Софья писала: «Господин Циммерман[30] лично стоял за наступление, но окончательное решение должен был принять маршал Гинденбург[31]. Если бы ответ Гинденбурга был более доброжелательным и категоричным, коронный совет принял бы решение атаковать...».
По свидетельству современников, военные советники Константина стояли за вступление в войну; и король поддержал бы их, если бы германское верховное командование согласилось начать общее наступление. Горячим сторонником этого был также греческий посланник в Берлине Н. Теотокис. Он принимал участие в составлении ответа кайзера на письмо Софьи от 6 декабря, в котором она спрашивала: «Когда армия в Македонии будет укреплена настолько, чтобы можно было предпринять наступление?» 12 декабря кайзер отвечал, что Антанта во время декабрьских событий еще раз показала, каковы ее цели в Греции и «для Тино (Константина. — О. С.) не остается иного пути, чем открыто восстать против его палачей». «Выступление Тино, — писал он, — со всеми его главными силами на западе, в тылу армии Саррайля, решило бы исход битвы в Македонии». Кайзер обещал, что Греция может рассчитывать на помощь 4-й дивизии Герлица. Он придавал большое значение разрушению железной дороги, соединявшей Салоники и Монастир, приостановке высадки войск Антанты на Коринфском перешейке и в Афинах, оставлению за королем свободной дороги на Ларису. В конце декабря эта идея, несмотря на возникающие трудности со снабжением Греции, была настолько близка к реализации, что Теотокис и начальник германского генерального штаба Эрих фон Людендорф приняли решение о необходимости немедленной реорганизации и обучении 4-й дивизии. Однако при обсуждении вопроса об участии греческих сил в войне на стороне Германии на Вильгельмштрассе возникли затруднения. Болгария выразила протест против участия греческого корпуса в боевых действиях в Восточной Македонии, поскольку рассматривала территорию Драмы, Серр и Кавалы как свою. Германское руководство решило не брать на себя новые политические обещания в отношении Греции, полагая, что сами события вовлекут ее в войну. Кроме того, вследствие блокады и оккупации союзниками большинства греческих островов Константин оказался не в состоянии собрать достаточно сильную армию для этих операций. В начале января 1917 г. Константин сообщал Гинденбургу, что мог бы мобилизовать только 4 дивизии (около 50 тыс. человек), но две из них были необходимы длн защиты столицы, а другие две было трудно переправить из Эпира. В свою очередь Германия не могла оказать в это время помощь Греции, о чем сообщал в своей телеграмме Гинденбург. Это было связано с тем, что русско-румынские войска по-прежнему удерживали германские войска на привязи. Гинденбург отказался от немедленного наступления на Салоникском фронте, после чего королева Софья 9 января сообщала в Берлин: «Сердечно благодарю за телеграмму, но без достаточного снабжения продовольствием, обмундированием и другими необходимыми вещами мы, к сожалению, вынуждены воздержаться от подобного наступления». Успешное сопротивление Антанте, писал позже Стрейт германскому консулу Михаэлису, «было немыслимо, особенно после того, как оказались невозможными одновременные акции греческих и германоболгарских сил». В начале 1917 г., когда Греция считалась потеряпной для Гремании, Вильгельм обратился к Константину с советом принять все условия ультиматумов, предъявленных афинскому правительству державами Антанты, сохранив таким образом трон и нейтралитет. Коронный совет согласился с Вильгельмом и, следуя его совету, пошел на все уступки державам Согласия.