— Но ты должен, Грегор! — вмешалась вдруг Лиззи. — Как ты не понимаешь?! Если мы отправимся спасать ее — крысы поймут, что мы взломали код.
— Что?! — не понял Грегор.
— Единственный способ, которым мы могли получить эту информацию, — взломав код. Если они это обнаружат — неожиданной атаки не получится, они тут же сменят дислокацию. И все наши усилия по вбросу дезинформации пойдут прахом. А еще — они немедленно создадут другой код, и у нас уйдет время на то, чтобы его расшифровать, время, которого нет, — объяснил Живоглот.
— Но ведь вы же узнали про атаку с реки — и воспользовались этим, — возразил Грегор.
— Это легко объяснить: они были уже близко, наши разведчики вполне могли заметить их и подать нам сигнал… Сейчас совсем другой случай, — покачал головой Живоглот.
— Соловет сама не захотела бы, чтобы мы ее спасали, — хрипло произнес Викус. — Не такой ценой.
— Но… может быть, мы… если сделать вид, что мы решили полететь за ней — просто так! — не сдавался Грегор. — Тогда они ничего не заподозрят.
— Не заподозрят? Ты уверен? Если бы она собиралась лететь туда с кем-то из нас — все полетели бы сразу, Грегор. Крысы легко обо всем догадаются, — ответил Живоглот.
Грегор не был это готов принять.
— Нет! Должно быть какое-то решение! Должно быть что-то, что мы можем сделать!
— Сейчас мы можем делать только одно, парень, — сказал Живоглот. — Мы можем сидеть и ждать.
ГЛАВА 22
Грегор сидел и ждал, а секунды убегали прочь.
Это было не то тревожное тиканье, которое он слышал внутри себя с самого начала войны, эти секунды казались бесконечными.
Команда дешифровщиков снова занялась донесениями. Они не могли позволить себе бездействовать.
Босоножка, которая не вполне понимала, что происходит, уснула на куче одеял. Темп и Газард о чем-то шепотом переговаривались.
А для Грегора, Викуса и Живоглота время как будто остановилось, и они вязли в нем, словно в болоте, задыхаясь в ожидании известий.
«Может, они ее упустят, — думал с надеждой Грегор. — Или начнется бой, и Соловет, Маркус и Горацио смогут отбиться». Почему нет? Они отличные бойцы.
Но всякий раз, взглянув на Викуса, на его поникшие плечи и полное отчаяния лицо, — Грегор понимал, что надежды мало. А точнее — ее просто нет.
Он жалел о своих словах — что ему не нравится Соловет. Да, она ему не нравилась. И разве она могла ему нравиться после того, как она участвовала в этом заговоре с чумой? После того как заперла его в карцере? После того как Живоглот высказал свои сомнения в том, что она выпустит семью Грегора из Подземья? Может, ее смерть облегчит Живоглоту задачу — доставить всех его близких домой, в Наземье. Хотя, разумеется, если война окончится и Люкса взойдет на трон, — она-то уж точно отправит их домой, и плевать, что там скажет ее бабушка. В этом Грегор был уверен. Или… Или нет?
Одним словом — хорошо, что Живоглот дал ему слово яростника. Это-то была стопроцентная гарантия.
Соловет. Нет, он не мог притворяться, что она ему нравится. Хотя в прошлом было немало моментов, когда она относилась к нему тепло и делала для него что-то хорошее. Например, когда он первый раз оказался в Регалии — она, единственная из всех, подошла и обняла его, отчего ему сразу стало легче на душе. Она настаивала на том, чтобы он учился сражаться, и теперь он понимал, что если бы не это — он бы уже давно был мертв. И она отдала ему свой кинжал.
Грегор провел пальцами по рукояти кинжала, думая — как же она сейчас сражается без него? Все-таки он должен был полететь за ней — несмотря на его сложные чувства.
Тогда кто-нибудь сообщил бы об этом Люксе — и она стала бы ненавидеть его чуть меньше.
Наконец Хирония тихо сказала:
— Мы получили известие… Все трое людей, а также их летящие, попали в засаду и убиты.
Живоглот потянулся лапой к шраму на морде, погладил его:
— Ну, у меня от нее останется на память вот это.
Значит, это Соловет нанесла ему эту рану. Когда? Во время войны между людьми и крысами? Во время дружеского побоища, которое они устроили ради забавы?
Грегор невольно подумал, что Соловет оставила шрам не только на морде Живоглота… Она оставила шрамы на мордах и телах многих крыс… а еще — в душах членов своей семьи и многих людей, мечтающих жить в мире.
Живоглот повернулся к Викусу:
— Что ж, она всегда говорила, что именно так хочет умереть.