Грегор и подземный лабиринт

Это, наверно, и есть оно, «Пророчество Погибели».

Грегор приблизил к стене факел, чтобы лучше видеть, и начал читать:

КОГДА ВЕРХНИЙ ВЗЛЕТИТ, КОГДА НИЖНИЙ В БЕЗДОННУЮ ПРОПАСТЬ ПАДЕТ,
КОГДА ЖИЗНЬ СТАНЕТ СМЕРТЬЮ, А СМЕРТЬ К ЖИЗНИ ЖИЗНЬ ВЕРНЕТ…
ВНОВЬ РОДИТСЯ ИЗВЕЧНОЕ ЗЛО, ВНОВЬ ВЕРНЕТСЯ ОНО ИЗ ЗАТЕНЬЯ,
ЧТОБЫ КРОВЬЮ УМЫТЬ И В КРОВИ УТОПИТЬ ВСЕ ПОДЗЕМЬЕ.

ЯВИТСЯ НЕЧТО ИЗ ЖУТКИХ КОШМАРНЫХ СНОВ,
ЯВИТСЯ КРЫС ИЗ ЗАБЫТЫХ ДАВНО ХОЛОДОВ.
ЯВИТСЯ УЖАС — В СВОИХ БЕЛОСНЕЖНЫХ ОДЕЖДАХ.
СМОЖЕТ ЛИ ВОИН ЛУЧ СВЕТА ЗАБРАТЬ И НАДЕЖДУ?

ЧТО БЕССТРАШНОГО ВОИНА РАЗОМ ЛИШИТЬ МОЖЕТ СИЛ?
ЧТО ИЩЕТ БЕЗУМНЫЙ ГРЫЗУН, КОГДА КРОВИ ВКУСИЛ?
ЩЕНОК, ЧТО ВЧЕРА ЕЩЕ МОГ ЛИШЬ ПИЩАТЬ И ДРОЖАТЬ,
ПОДЗЕМЬЕ ЕДИНСТВЕННЫЙ МОЖЕТ ОТ ГИБЕЛИ УДЕРЖАТЬ.

УМРИ ЖЕ, РЕБЕНОК, УМРИ, ЧАСТЬ ЕГО СЕРДЦА.
УМРИ, ВЫДЫХАЯ ПОСЛЕДНЮЮ ПРЕЛЕСТЬ ДЕТСТВА.
УМРИ ЖЕ, ЗАКОН, НА КОТОРОМ ЗИЖДЕТСЯ ВРЕМЯ,
В ЛАПЫ СВОИ ПОЛУЧИЛО КЛЮЧ К ВЛАСТИ КРЫСИНОЕ ПЛЕМЯ.

Грегор ничего не понял — как и в тот раз, когда впервые прочел «Смутное пророчество».

Все, что осталось у него в голове после прочтения этих строф, — фраза, от которой его затрясло: «Умри же, ребенок, умри, часть его сердца…»

Умри, ребенок… умри, ребенок…

Босоножка.

— Так, — обратился он к Викусу. — Я хочу разобраться во всем этом немедленно. Прямо здесь и сейчас.

Викус кивнул:

— Я тоже думаю, нам стоит приложить усилия, чтобы истолковать пророчество, не откладывая в долгий ящик. Оно, как и предыдущее, зашифровано, но кое-что ты поймешь и сам. Давай начнем с самого начала. — Он подвинулся поближе к стене и ткнул пальцем в первые две строчки: — У тебя свежий взгляд, Грегор, а я читал это не меньше тысячи раз. Скажи, как ты понимаешь эти две строчки?

Грегор уставился на выдолбленные в камне слова:

КОГДА ВЕРХНИЙ ВЗЛЕТИТ, А НИЖНИЙ В БЕЗДОННУЮ ПРОПАСТЬ ПАДЕТ,
КОГДА ЖИЗНЬ СТАНЕТ СМЕРТЬЮ, А СМЕРТЬ К ЖИЗНИ ЖИЗНЬ ВЕРНЕТ…

И он вдруг понял, что знает! Знает, что это значит.

— Да это же обо мне и о Генри! Я — «верхний», и я прыгнул и взлетел, а Генри — «нижний», и он упал. Я жив, а он… он мертв.

— Да, и король Грызер, который стольких лишил жизни в Подземье, — он тоже разбился, — добавил Викус.

— Слушайте, но почему вы мне раньше-то все это не объяснили? Ведь тогда я мог бы понять, что будет дальше! И все могло быть гораздо проще! — с некоторым вызовом спросил Грегор.

— Нет, Грегор, все не так просто. Мы сами не понимали этого раньше — все становится понятным только задним числом, — возразил Викус. — Этим «нижним» мог быть не обязательно Генри — это определение могло относиться к любому существу, жившему в Подземье. Или даже ко всему Подземью в целом. «Верхний» могло означать твоего отца, например. А твой прыжок и полет могли быть образами: скажем, они могли означать какой-то твой духовный взлет или ментальное прозрение. Падение Генри могло оказаться, к примеру, нравственным крахом, или просто потерей власти, или утратой боевого духа. И говоря откровенно, меньше всего было тех, кто истолковывал падение Подземного, приведшее его к гибели, в прямом смысле. Генри-то уж точно не предполагал, что его жизнь окончится вот так, — сказал Викус.

— Почему? — не понял Грегор.

Викус искоса глянул на Ареса.

— Он был уверен, что я его поймаю, — мрачно напомнил ему Арес.

— Это очевидно, — кивнул Викус. — Итак, ты сам видишь, что хотя теперь «Смутное пророчество» кажется нам таким ясным и понятным, оно не было таковым в начале всей истории. Что ж, продолжим?

Грегор прочел про себя следующие строчки:

ВНОВЬ РОДИТСЯ ИЗВЕЧНОЕ ЗЛО, ВНОВЬ ВЕРНЕТСЯ ОНО ИЗ ЗАТЕНЬЯ,
ЧТОБЫ КРОВЬЮ УМЫТЬ И В КРОВИ УТОПИТЬ ВСЕ ПОДЗЕМЬЕ.

— Ну, — сказал Грегор задумчиво, — здесь очевидно, что говорится о чем-то плохом. Случится что-то плохое. Смертельно опасное. Ужасное.

— Нет, не случится. Оно уже здесь. Крысы скрывали это ото всех, даже от своих сородичей. И ты можешь узнать об этом чуть больше, прочитав следующие четыре строчки: