В лодке теперь стало тесновато — все тринадцать членов экспедиции разместились в ней. И хотя места хватило, свободного пространства оставалось совсем немного.
Люкса присела рядом с Грегором и что-то ему протянула:
— Вот. Я приготовила себе сандвич.
Он посмотрел на корявую версию сандвича с ростбифом и вспомнил, как в прошлый раз учил ее делать сандвичи. Вспомнил и улыбнулся.
— Спасибо.
Но есть ему совсем не хотелось.
— Не сердись на нас, Грегор. Мы с Маретом… крысы забрали у нас слишком много, понимаешь? Нам трудно было рисковать жизнью из-за… крысы. Даже ради успеха экспедиции, — сказала она негромко.
— Вертихвостке тоже пришлось нелегко, Люкса. Ведь крысы изгнали ее — только за то, что она обладает особым даром, — и она жила одна в Мертвых землях, — глухо произнес Грегор.
— Вот как? — приподняла брови Люкса. — Я и не знала.
— Конечно, не знала — ведь никто ее ни о чем не спрашивал! — Грегор почувствовал укол совести: ведь он тоже не разговаривал с Вертихвосткой. Он не хотел плыть с ней в одной лодке. Но зато он спас ее. — А она необыкновенная. Тебе стоило увидеть ее в деле. Да, она не знала, что такое водоворот. Но зато, стоя на стадионе, она знала, что происходит во дворце, знала даже, в какого цвета платьице одета Босоножка. Она единственная, от кого в Лабиринте будет реальная польза. — Слова вылетали из него как бы не по его воле — он уже не мог остановиться, не мог привести мысли в порядок. — И… и… это Живоглот привел ее. А Викус сказал однажды, что Живоглот — мудрый… необыкновенно мудрый… может быть, самый мудрых из… из всех! И вообще, Люкса, помимо всего прочего это было… это нехорошо, Люкса! — Он немного помолчал, потом продолжил: — Это было неправильно — просто сидеть в лодке и смотреть, как она тонет.
Грегор откусил маленький кусочек сандвича и начал жевать — скорее чтобы закончить разговор, а не потому, что проголодался.
Все это было так… так непонятно и запутанно — все эти отношения между людьми и крысами. И просто между людьми.
Крысы убили родителей Люксы и, возможно — он ведь не знал, — еще многих, кого она любила.
Тут еще одна догадка вдруг пронеслась у него в голове:
— И знаешь, если ты помогаешь крысе — это не делает тебя похожей на… Генри.
— Это ты так думаешь, — устало сказала Люкса. — А другие могут думать иначе.
Они сидели в молчании, он нехотя жевал свой сандвич. Ему нечего было ей возразить.
ГЛАВА 15
Грегор нашел на носу свободное местечко и устроил себе из одеял некое подобие гнезда. Но только он собрался вздремнуть, как рядом приземлился Арес.
— Привет, Арес, — сказал Грегор. — Ты чего?
— Я не могу найти себе места… из-за того, что ты бросился спасать крысу, — ответил Арес.
«Снова здорово, — устало подумал Грегор. — Начинается!»
Но дело было в другом.
— Я не мог оставить лодку. Я должен был нырнуть за тобой — но не мог оставить лодку, ведь ее некому было держать! — Крылья Ареса совсем поникли, он был расстроен.
— Да ладно, я все понимаю, — сказал Грегор. — Конечно, не мог. Я и не ждал, что ты это сделаешь.
— Я не хочу, чтобы ты подумал… я ведь твой должник, и мы породнились — и я обязан был быть с тобой. Я не хочу, чтобы ты подумал, будто я… бросил тебя. Как Генри, — промолвил Арес.
— Я так и не подумал. И сейчас не думаю. И вообще — ты делаешь для меня куда больше, чем я для тебя, — успокоил его Грегор. — И ты поступил так, как должен был поступить.
Грегор уселся на свою самодельную кровать. Босоножка тут же вскарабкалась к нему на колени и широко зевнула.
— Пать.
— О да, я тоже очень хочу спать. Давай-ка закрывай глазки, ладно?
Он прилег, устроив голову сестренки на своей здоровой руке и укрыв ее одеялом.
— Газки скоее сомкни, спи моя ядость, усни, — пробормотала Босоножка сонным голоском и тут же засопела.
Грегор решил не надевать на нее спасательный жилет — он сомневался, что в нем удобно спать. Но все же его волновала возможность нападения каких-нибудь еще чудищ… и вообще — мало ли что могло случиться!
— Слушай, Арес, — сказал он задумчиво. — Ты можешь мне кое-что пообещать? Если опять случится что-то плохое — можешь?
— Пообещать что? — спросил Арес.
— Пообещай мне спасать Босоножку. Сначала ее — а потом меня. Я знаю, мы породнились и все такое. Но прошу тебя — сначала ее.
Арес с минуту раздумывал, потом произнес: