На рождественском вечере для сотрудников "Айрон Мэн" и их жен ужас, растущий внутри Эвана, достиг апогея, как вода достигает точки кипения. Харлин начал изводить его расспросами о войне, желая узнать, сколько на ней погибло его товарищей, и затем, прикончив полбутылки виски, сколько "маленьких обезьянок" ему удалось положить. Эван оттолкнул его прочь, и испорченные эмоции Харлина быстро выплеснулись наружу, словно змея, выползающая из своей темной норы. - Ты гнусный лжец! - угрожающе сказал Харлин, а люди перестали пить и разговаривать и повернулись к ним. - Ты кем себя считаешь, героем войны или кем-нибудь в этом роде? Ей-Богу, я сделал больше, чем ты, и знаешь, что мне за это дали? Шлепок по спине и пинок в зад. И, ей-Богу, мой сын Джерри, благослови его Господь, был воспитан правильно, воспитан сражаться за свою страну, как и положено мужчине, и он отправился добровольцем во Вьетнам, он не хотел, чтобы его призвали, к черту, нет, он отправился добровольцем, потому что его старик сказал, что это правильно. Я видел его перед поездом, и мы пожали руки, как мужчины, потому что когда мальчику восемнадцать, он уже мужчина. А знаешь, где он сейчас? - Глаза Харлина блеснули на секунду, всего лишь на секунду, затем снова зажгли воспаленный мозг Эвана новым огнем. - Военный госпиталь в Филадельфии. Ему снесло половину головы. Он просто сидит там, не говорит ни слова, не может самостоятельно есть, делает в штаны, как малый ребенок. А когда я последний раз зашел навестить его, он просто сидел у окна и не смотрел на меня, словно бы он меня проклинал и ненавидел. Ненавидел меня! И посмотри на себя. Ей Богу, стоишь здесь с этим чертовым яичным коктейлем в руке, в твидовом пиджаке и при галстуке, и воображаешь себя военным героем, говнюк, а? - В этот момент окружающие попытались успокоить его, а Эван взял Кэй за руку собираясь уйти, но Харлин не унимался. - Ты не мужчина! - хрипел он. - Если бы ты был мужчиной, ты бы гордился тем, что убивал этих проклятых обезьян, которые подстрелили моего Джерри! Ты не мужчина, в тебе и мужского-то ничего нет, ублюдок. Эй! - Он перевел свой взгляд на Кэй. - Эй! Может быть, я как-нибудь покажу вам, как выглядит настоящий петушок?
И в этот момент образ из сна ворвался в мозг Эвана, и он двинулся вперед с неумолимой пугающей скоростью: мимо Кэй, и она даже не успела остановить его, мимо еще двух других человек. Его лицо все более искажалось, по мере того как им начинало овладевать что-то ужасное. Молниеносным движением руки, почти неуловимым для глаза, он схватил Харлина за горло, рванул назад и встал на колени, чтобы было удобнее переломить ему позвоночник. Он смутно припомнил чей-то крик и понял, что этот безумный крик был его собственным. И Кэй закричала: "Не-еееее-еет!" в тот самый момент, когда Эван собрался с силами, чтобы убить Харлина, так же как когда-то он убил молодого вьетконговца, которому было, наверное, не больше девятнадцати лет. Эвана с трудом оттащили от Харлина, и только тогда Кэй безудержно расплакалась горькими, выматывающими душу слезами. Некоторое время спустя Эван потерял свое место, будучи уволенным "за неаккуратность и пренебрежение служебными обязанностями", и они уехала из Ла-Грейнджа.
Боже мой, подумал Эван, возвращаясь в настоящее, на станцию техобслуживания, с тех пор, кажется, пролетела целая вечность. Но он знал, что инстинкт убийцы, который в нем проявился, никогда и никуда не денется, он слишком глубоко въелся. Эта была та темная часть его души, которую он держал в тайне под строгим замком.
В последние дни он опять вернулся к рассказу о деревне и написал письмо в "Пенсильвания Прогресс" с запросом, не заинтересует ли их какой-нибудь материал о Вифаниином Грехе. Он пока не получил ответа, но почему бы не попытаться выяснить все, что возможно? Таким образом он и очутился рядом с Джессом, направляя разговор на тему о Вифаниин Грехе, в особенности о том, что ему известно о происхождении этого названия.
Джесс зажег сигарету и затянулся ею.
- Не знаю, - сказал он. - Как вы думаете, может быть, у них есть какие-нибудь записи или еще что-нибудь в библиотеке?
- Может быть, - сказал Эван; он уже решил по пути домой зайти в библиотеку по этому поводу. - Правда, я думал, что, работая здесь, вы могли слышать какие-нибудь истории, слухи, сплетни, что-нибудь, что могло бы мне помочь.
Джесс что-то проворчал и некоторое время молча курил. Эван не думал, что он собирается отвечать, и когда посмотрел на него в следующий раз, увидел, что глаза Джесса, казалось, значительно потемнели и ввалились, словно бы съежившись от солнечного света. Дым вытекал из его ноздрей, сам он прислонился к паре плетеных бутылей с машинным маслом "Вальволин".
- Там, в нескольких милях по Кингз-Бридж-роуд, есть одно место, сказал он наконец. - Там околачивается множество местных. Придорожный ресторанчик под названием "Крик Петуха". Человек может услышать там кое-какие интересные рассказы, если прислушается. Некоторые из них небылицы, а некоторые... что ж, стоят того, чтобы над ними подумать, если вы меня понимаете.
Но Эван не понимал его.
- Что за рассказы?
- Парень по имени Мэнси управлял этой станцией, пока я сюда не пришел, - тихо сказал Джесс, пряча глаза, чтобы избежать взгляда Эвана. Я получил это место потому, что однажды этот человек просто исчез. У него была жена и двое детей. Они жили в автоприцепе в паре миль к востоку отсюда. Затем просто исчезли. Через пару недель дорожная полиция нашла его машину в лесу, прикрытую ветками. - Он сделал паузу, затягиваясь сигаретой.
- А что было с ним? - настаивал Эван.
- Его так и не нашли. Знаете, сначала подумали, что он убежал с денежными расписками, бросил жену и детей и скрылся. - Джесс покачал головой. - Но это было не так. Полиция нашла выручку, она была вся сложена в этих мешках, которые банк дает для перевозок, и находилась под передним сидением. Окно со стороны водителя было разбито, а ветровое стекло треснуло - вот что я услышал от местных в "Крике Петуха", и может быть, это небылицы. Но, может быть, и нет.