Другие амазонки тоже поднялись, их глаза засверкали. Доктор Мабри шагнула к Драго, чтобы помочь ей.
Щипцы раскрылись и начали опускаться вниз по направлению к холмику правой груди Кэй. Кэй, лежа все еще с закрытыми глазами, открыла рот и начала молчаливо корчиться.
Ее грудь, понял Эван. Они собираются оторвать ее грудь!
И в тот же момент он ударил по стеклу ногой и пробил потолок. Осколки дождем посыпались вниз; амазонки посмотрели вверх, их лица исказились. Эван еще раз ударил ногой по стеклу и затем спрыгнул вниз через образовавшееся отверстие. Приземлившись на ноги около каменного алтаря, он упал на колени и попытался встать. Они обступили его, дыша ненавистью; их руки, как когтистые лапы, норовили вцепиться в него. Эван навалился своим весом на жаровню и высыпал угли наружу. Это на мгновение заставило их отступить назад. Угли начали тлеть и разбрасывать искры; Эван обернулся и посмотрел на статую на пьедестале. Это была статуя женщины, ее руки были раскинуты и одна из них отломана. Вокруг плеч и шеи аккуратными рядами располагались мраморные груди с тугими сосками; на торжественном лице слепые глаза горели яростной нечестивой синевой. Этот огонь все разгорался и разгорался.
Эван понял, что смотрит в ужасный лик Артемиды, богини амазонок, носящей символические жертвенные приношения от женщин, которые посвятили свои жизни и души уничтожению мужчин.
Эти глаза, казалось, обжигали его череп и чуть не заставили его отступить назад и упасть на колени.
— НЕТ! — закричал его срывающийся внутренний голос. И он бросился на эту статую, наклонил пьедестал; статуя зашаталась и рухнула на пол. Голова и левая рука отвалились, но в этой отделившейся от тела голове глаза все еще продолжали гореть.
Позади послышался шипящий звук и свист рассекаемого воздуха.
Он пригнулся, отступил, и докрасна раскаленные щипцы пролетели мимо его лица. Тварь-Драго с маской холодной абсолютной ненависти на лице накинулась на него, вынуждая отступить назад, в руки двух амазонок, стоявших по обе стороны от него; они вцепились в его грудь и горло стальной хваткой.
Драго держала раскаленные щипцы перед его лицом.
— Вот и пришло твое время, — прошептала она двойным голосом, сплетенным из двух других голосов, отдающихся эхом друг от друга.
Кэй на алтаре слегка пошевелилась. — Подержите его, пока я закончу, приказала Драго; женщины теснее сжали его в своих объятиях, перехватив дыхание. Затем она повернулась к его жене.
— ОСТАВЬ ЕЕ В ПОКОЕ, ДЬЯВОЛ! — закричал Эван. Он отчаянно боролся, но обнаружил, что не может шевельнуться. — ОТОЙДИ ОТ НЕЕ! — Слезы ярости и ужаса подкатились к его глазам.
Щипцы, которые держала эта металлическая перчатка, опускались к белому телу Кэй.
— ОСТАНОВИТЕСЬ! ОСТАНОВИТЕСЬ! — заорал он, его горло саднило и разрывалось на части. — ЕСЛИ ВАМ НУЖНА ЖЕРТВА, ВОЗЬМИТЕ МЕНЯ!
Драго моргнула, остановив щипцы прямо над грудью Кэй, и медленно повернула голову к нему; ее ехидная улыбка заморозила его до мозга костей.
— Оставьте ее в покое! — сказал Эван, осмеливаясь взглянуть ей в лицо. — Возьмите меня в качестве жертвы, если вы не боитесь…
Драго не шевелилась.
Где-то вдалеке завывала сирена. Затем другая. Дым заклубился по комнате, и Эван услышал, как пламя гложет крышу музея. Звук сирены усилился.
— Давай сразимся один на один, — продолжал настаивать Эван. — Иди сюда, ты, бессовестная шлюха!
Губы Драго разошлись, образовав ужасный оскал, но она все еще не шевелилась.
— У тебя мало времени, — сказал он. — Они скоро придут. Темискрия горит, сука, и я развел первый костер. — Рука сильнее сдавила его горло. ИДИ СЮДА, СВОЛОЧЬ! РЕШАЙСЯ! — Дым клубился между ними; где-то в доме задребезжало стекло.
— Забирайте Оливиадру и уходите, — прошептала Драго остальным, пристально глядя на Эвана. — Все уходите, быстро. Удостоверьтесь, что все дети вытащены из домов и выведены из деревни. — Женщины колебались. ИДИТЕ ПРОЧЬ, СЕЙЧАС ЖЕ! — воскликнула Драго, ее голос дрожал от мощи и был полон власти.
Амазонки выпустили Эвана и отступили. Тварь-Джайлз и другая женщина, блондинка, попытались пробудить Кэй к жизни; она пошевелилась, пробормотала что-то и села на алтаре. Тварь-Джайлз помогла ей подняться на ноги, и именно тогда Эван увидел лицо своей жены. Когда она направила на него свой взгляд, один ее глаз горел ужасной призрачной силой, и одна сторона лица была искажена ненавистью; другой глаз был ясный и перепуганный. И он понял, что без обряда трансформация была неполной; без благословения Артемиды, богини этих сук, она все еще оставалась Кэй, но также частично и Оливиадрой. Она находилась между двумя мирами.
— УВЕДИТЕ ЕЕ! — скомандовала Драго.
— Кэй, — сказал Эван.
Она посмотрела на него, один ее глаз пламенел синим цветом. Губы начали шевелиться, но ни одного слова не было слышно.
— Не позволяй им завладеть собой, Кэй, — прошептал он. — Пожалуйста, во имя всего святого, не позволяй им завладеть собой. Я люблю тебя. Пожалуйста, помни, что я люблю тебя…
Драго шагнула вперед с щипцами.
— Заберите ее отсюда, — велела она амазонкам. — БЫСТРЕЕ! — Последнее слово она выкрикнула на языке амазонок.
Лицо Кэй исказилось, ненависть на нем боролось с любовью. Слеза стекла из незамутненного яростью глаза и упала на щеку.
— Эв…ан? — хрипло прошептала она. — Эван? Эв?.. — и в этот момент женщины повернули ее кругом, одна из них накинула на ее тело черную мантию, чтобы прикрыть наготу; они вывели ее через дверь в музей, и доктор Мабри на секунду остановилась, чтобы взглянуть на Эвана.
Затем задняя дверь захлопнулась.
Эван остался наедине с воительницей, дышащей ненавистью.
Она схватила щипцы и направилась к нему, как львица, выслеживающая добычу, медленно и осторожно. Эван отступал.
— Ни один мужчина не сможет остановить нас, — прошипела она. — Ни один мужчина.
И затем она нанесла удар, быстрее, чем за ним мог проследить взгляд Эвана; щипцы просвистели в воздухе и ударили его в грудь, высекая из нее струю пузырящейся крови. Он откинул назад голову и закричал от пронзительной боли; Драго снова подняла щипцы и быстро сделала шаг вперед, чтобы нанести еще один удар. Но Эван, превозмогая лихорадочный жар в голове, сумел отразить удар. Они сошлись в рукопашной схватке с яростью, от которой затрещали половицы. Эван дотянулся и ухватил ее за запястье, в котором было оружие; свободной рукой Драго пыталась найти его глаза и надавила на один из них. Она терзала его лицо, чуть не разрывая надвое. Эван застонал от безумной кровожадной ярости и стал теснить ее к алтарю, все еще сжимая ее запястье с щипцами. Другой рукой он сдавливал ей горло. Она оскалилась и закрутила его волчком, словно игрушку, потом приподняла и откинула к дальней стене.
Он отчаянно боролся за то, чтобы вздохнуть. Своим не залитым кровью глазом он видел, как языки пламени проникают внутрь через трещины в крыше, как лужи огня собираются на полу. Взорвавшийся застекленный потолок превратился в неровные красные щепки, и через отверстие он увидел овальный лик луны. Драго снова накинулась на него, размахивая щипцами; он отдернул голову, и горячее раскаленное железо выжгло след на его щеке. Он ударил кулаком и с размаху угодил ей в лицо, но она даже не пошатнулась; потом он ударил еще раз и еще. Ее голова наконец свесилась в сторону, и Эван ударил со всей силой по ее подбородку. Ее зубы клацнули, и кровь потекла из уголка рта; она выплюнула куски мяса, и Эван понял, что она перекусила свой язык. Но ее глаза все еще горели, теперь еще яростнее, и она широко ухмылялась ему безумной улыбкой воина, который видел Смерть и осмеливался бороться с ней. Эван стиснул обе руки вокруг ее горла и сдавил его: они упали на пол, прокатились сквозь огонь и стекло. Свободной рукой женщина колотила его по лбу и вискам, а другой рукой с побелевшими суставами судорожно сжимала щипцы. Крыша над ними треснула, и потоки огня, словно праздничное конфетти, ринулись внутрь.