После торжественного благодарственного молебна измученная игуменья присела возле трапезной и огляделась. Первая, кого она увидела была сестра Ненила, одна из тех, что должны были оберегать племянницу. Аграфена грозно нахмурилась, собираясь спросить, как та осмелилась оставить порученное ей дело, но тут же вспомнила, что сама все это время гоняла и Ненилу, и вторую сестру - Настасью, с самыми разными поручениями.
- Все, Ненила, - сказала игуменья, - ступай теперь к Варваре Никитичне.
Ненила поклонилась:
- Да мы бы уже давно пошли, матушка, но никак не сыщем боярышню. И на молебствовании она быть не изволила.
- Ой, нехорошо такую службу пропустить, стыдно. - покачала головой Аграфена. - Возьми Настасью, еще кого, найдите боярышню, велите ко мне прийти, я ее пожурю.
Ненила убежала. В ожидании племянницы игуменья задремала на ласковом весеннем солнышке. Блаженная дрема была прервана деликатным покашливанием. Игуменья открыла глаза и увидела переминающуюся поодаль Настасью.
- Матушка игуменья, мы уж ищем, ищем, и в трапезной, и в кельях, и в саду были, в каждую щель заглянули, нет нигде боярышни.
- Как это нет? - грозно вопросила Аграфена.
Через минуту монастырь вновь кипел как потревоженный улей. Монахини кричали, звали, они облазили каждый закоулок, заглянули в каждую щель. Были посланы гонцы в деревню, обшарены все избы, мужиков отправили обследовать ближайшие рощи. К вечеру обезумевшая от треволнений прошлого и нынешнего дня Аграфена убедилась в исчезновении племянницы.
- Ненила, Настасья, когда вы Варвару Никитичну в последний раз видели, хоть помните?
- А как же, матушка, как вы велели боярышне с тем немецким офицером на его бесовском наречии поговорить, она к нему пошла, так с тех пор ее никто и не видал.
Тревожные мысли заскакали в голове Аграфены: "Иноземный офицер и с ним сплошь иноземцы..., а если княгиня Наталья правду говорила и был какой-то немец-англиец, а если эти вчерашние были вовсе и не от царя?" Ее растерянный взор шарил по двору и задержался на телеге с креплениями для колокола, которую еще не успели убрать прочь. Холодея от понимания, она поднялась и сделала несколько шагов к телеге. Сооружение, похожее на кресло, привлекшее ее внимание еще при первом появлении солдат - это сооружение и было креслом! Крепким и безопасным убежищем, в котором в течении недолгого времени могла просидеть спрятанная под колоколом девушка. Времени короткого, но как раз достаточного, чтобы скрыться из глаз обитателей монастыря. А там колокол набок, девушку на коня, и только их и видели.
Второй раз за последние сутки и, наверное, второй раз за всю жизнь, игуменья Аграфена при всем честном народе плюхнулась наземь и залилась слезами. Она рыдала, ясно, словно наяву слыша, как боярин Никита Андреевич, получив весть об исчезновении дочери, говорит: "Думал я, в вашей семье дурость одной Прасковье досталась, а выходит - на всех хватило".
Глава 23
Десятый день они уходили к Балтике. Державшиеся позади Аллен и Ла Жубер сообщили, что погони не было, значит, уловка удалась и монахини занялись своим ненаглядным колоколом, не обращая внимания ни на что другое. Вернуть его на место займет у них не меньше дня. Можно надеяться, что и потом игуменья не сразу хватится племянницы. Пока убедятся, что ее нет в монастыре, пока решатся на погоню... Итого два, в лучшем случае три дня форы. Мало, ничтожно мало в стране, где облик, речь, все явственно выдавало в них чужаков. Поэтому Джеймс безжалостно гнал отряд вперед. Кони шли спорой рысью, лишь изредка переходя на шаг. Сейчас, пока они еще опережали известие о похищении английскими моряками знатной девицы, можно было безопасно двигаться по проезжему тракту, но ночевать Джеймс все же предпочитал забравшись поглубже в лес. Они отдыхали ровно столько, сколько нужно было лошадям и снова мчались вперед. Несмотря на все старания сохранить силы лошадей великолепные резвые ахалтекинцы, купленные Джеймсом специально для нелегкого пути, уже превратились в бледные тени самих себя. Люди еще держались, а вот кони начинали сдавать.